В противоположной стороне чердака выломано несколько досок.
- Вот здесь он выпрыгнул! - говорит Астахов. В прогал видны хилые сады, постройки. Дима даёт туда длинную очередь.
- Вдогон тебе, блядина!
Пацаны в доме напротив дергаются, Язва приседает. Я машу им рукой, - спокойно, мол.
- Дима! Хорош на хуй палить! - орёт Семёныч, - в лазе чердака появляется его круглая голова. - Пошли!
- А у нас тут мертвяк! - встречает нас Язва во дворе дома напротив.
- Боевик? - спрашивает Астахов.
Гоша ухмыляется, ничего не отвечает.
- Мы его вниз с чердака сбросили, - говорит он Семёнычу.
Мы подходим; от вида трупа я невольно дергаюсь.
Чувствую, что мне в глотку провалилась большая тухлая рыба и мне ее необходимо немедленно изрыгнуть. Отворачиваюсь и закуриваю.
В глазах стоит дошлое, будто прокопчённое тельце со скрюченными пальцами рук, с отсутствующей вспузырившейся половиной лица, где в красном месиве белеют дроблёные кости.
Астахов подходит в упор к трупу, присаживается возле того, что было головой, разглядывает. Я вижу это боковым зрением.
- Дим, ты поройся, - может, у него зубы золотые были, - предлагает Астахову Язва, улыбаясь.
- Мужики, это же пацан! - восклицает Астахов. - Ему лет четырнадцать!
- Все собрались? - оглядывает парней Семёныч. - Шея! Костя! Не расслабляйтесь, выставьте наблюдателей… Ну что, все целы? Никого не задели?
Мы возвращаемся к машинам.
В первом «козелке» с вдрызг разбитой лобовухой сидят два чеченца, - те самые, которых мы везли на базу. Оба мёртвые. Вся кабина в крови, задние сиденья сплошь залиты.
У второго «козелка» всё на том же месте валяется старичок, живот щедро замазан густо красным; остывает уже.
- Четыре ноль, - смеётся Язва.
- Вот бы так всегда воевать, чтоб чичи сами друг друга расхерачивали! - говорит Астахов.
- Сплюнь! - отвечает Семёныч.
Чищу автомат, нравится чистить автомат. Нет занятия более умиротворенного.
Отсоединяю рожок, передергиваю затвор - нет ли патрона в патроннике. Знаю, что нет, но, однажды забыв проверить, можно угробить товарища. В каждой армейской части, наверняка, хоть раз случалось подобное. «Халатное обращение с оружием», заключит комиссия, по поводу того, что твой однополчанин, дембельнулся чуть раньше положенного, и уже отбыл в свою тамбовщину или смоленщину в гробу с дыркой во лбу.
Любовно раскладываю принадлежности пенала: протирку, ёршик, отвертку и выколотку. Что-то есть неизъяснимо нежное в этих словах; уменьшительные суффиксы, видимо, влияют на. Вытаскиваю шомпол. Рву ветошь на небольшие ровные клочки.
Снимаю крышку ствольной коробки, аккуратно кладу на стол. Нажимаю на возвратную пружину, извлекаю её из пазов. Затворная рама с газовым поршнем расстаётся с затвором. Следом ложится на стол газовая трубка и цевьё. Скручиваю пламегаситель. Автомат становится гол, легок и беззащитен.