История русской культуры, XIX век (Яковкина) - страница 239

Молодые преподаватели следовали новой методике. Например, учитель естествознания И. П. Пугачевский, который, по словам одной из воспитанниц, «завоевал наши сердца добрым к нам отношением и манерой преподавания, чрезвычайно вразумительной», на первый урок привез корзину цветов и трав. Отдав ее со своими пояснениями институткам, которые «стали их разглядывать, отличать мхи от трав», он рассказывал о разных растениях, и в конце урока воспитанницы «узнали о разумной связи всего живого на земле». Не успевая всего показать на уроках. Пугачевский приезжал в институт по вечерам, демонстрировал опыты в физическом кабинете с помощью самих воспитанниц. Географ Лядов рассказывал о геологических и климатических условиях разных стран и жизни их населения, передавал народные сказания и поверия. Сам Ушинский читал педагогику и дидактику в специальных классах Смольного института и Александровского училища, по отзыву коллег, настолько увлекательно, что «приводил в восторг своих взрослых слушательниц, которые его боготворили».

Результаты новой системы преподавания не замедлили сказаться.

Бывший тогда учителем в Смольном Д. Д. Семенов отмечал: «Девицы и большие, и маленькие стали учиться отлично… Так обстоятельно подействовало на восприимчивые души воспитанниц живое слово после мертвящего, схоластического преподавания. И та же институтка, которая лишь год тому назад заботилась только о своей наружности, думала о танцах, мечтала о выездах и победах… теперь полюбила и чтение, и науку, и труд».[410] Не только сама система преподавания, но и отношение новых учителей к своим ученицам производило неотразимое впечатление. Одна из смолянок вспоминала: «Появление инспектора и новых учителей, их преподавание, а также их обращение с ученицами, не начальническое, а дружеское, произвело на воспитанниц, не избалованных вниманием взрослых, такое впечатление, как будто в темном и душном помещении вдруг отворили наглухо запертые окна и впустили туда струю света и воздуха».[411] Действительно, как писал известный деятель просвещения Острогорский, «благодаря энергии и таланту одного человека в какие-нибудь три года совершенно обновилось и зажило новой жизнью огромное учебное заведение, дотоле замкнутое, рутинное».[412]

Вскоре слухи о необычных уроках в Смольном и удивительных преподавателях распространились. Всюду в Петербурге заговорили о Смольном. Некоторые чиновники и просто любопытствующие горожане стали специально приезжать в Смольный, чтобы познакомиться с постановкой учебного дела.

Однако, в то время как деятельность Ушинского начала давать плоды, она была прервана внезапно и жестоко. Новая система обучения и особенно воспитания вызвала яростное сопротивление классных дам, старых служащих и начальницы института М. П. Леонтьевой. Смолянка «старого времени», впитавшая его традиции и более 20 лет управлявшая институтом на тех же началах, Леонтьева не могла и не хотела понять смысла нововведений, отказаться от прежней системы. Приспешниками директрисы был составлен донос, в котором Ушинского обвиняли в неверии и политической неблагонадежности. Факт доноса так потряс Ушинского, что он подал прошение об освобождении его от должности инспектора, так как не мог работать в обществе людей, среди которых находились доносчики. Вместе с Ушинским ушли из Смольного и многие его единомышленники — Семенов, Водовозов, Модзалевский, Миллер, Семевский. Трудно сказать, какая участь ожидала бы опального педагога, если бы не заступничество императрицы Марии Александровны. «Ее дружба с Ушинским спасла этого замечательного педагога от участи многих талантливых людей того времени, то есть от ссылки».