Глава XIIX
В саду Темпла и поблизости от него
Мода уже давно улетела из живописного зеленого сада Темпла, где, если верить Шекспиру, Йорк и Ланкастер сорвали ни в чем неповинные розы, алую и белую, ставшие эмблемами в их кровопролитной войне. Сведущий и обязательный автор "Путеводителя по Лондону" сообщает нам, что в пропитанном копотью воздухе столицы "розы, даже самых простых и выносливых сортов, уже давно перестали цвести". Мало кому из нынешних обитателей этого квартала известно, растут там розы или не растут, да едва ли это их особенно интересует: они и в сад-то почти не заходят, разве что по дороге домой. Клерки адвокатов, когда бегут с поручениями, не кладут в свои сумки цветов, не держат под мышкой букетов; а те немногие юристы, что прогуливаются здесь для моциона, меньше всего думают о Йорке и Ланкастере — особенно с тех пор, как улеглась шумиха вокруг железных дорог. Только знатоки старины и любители литературы с интересом взирают на этот сад и представляют себе, как ходят взад-вперед по дорожке добрый сэр Роджер де Коверли и круглолицый мистер Зритель; или сидит в беседке милый Оливер Гольдсмит, размышляя о ближайшем письме "Гражданина мира", или о новом костюме, который шьет ему портной мистер Филби, или о письме, в котором издатель мистер Ньюбери требует уплаты долга. Тяжело ступая по гравию, переваливаясь на ходу, к нему приближается великий лексикограф в табачном кафтане и в парике, давно не знавшем щипцов и пудры (а за ним семенит его лакей-шотландец, малость навеселе после портвейна, которого они только что хлебнули в "Митре"), и мистер Джонсон приглашает мистера Гольдсмита к себе, откушать чаю с мисс Уильяме. Велика вера воображения! Сейчас сэр Роджер и мистер Зритель для нас такие же реальные люди, как оба доктора и верный пьянчужка шотландец. Детища поэзии живут в нашей памяти так же, как настоящие люди, — и поскольку Артур Пенденнис был человеком романтического и литературного склада и отнюдь не привержен юриспруденции, процветавшей в этой части города, — можно предположить, что какие-то поэтические фантазии в этом духе проносились у него в мозгу, когда на следующий день под вечер он выбрал сад Темпла местом своей прогулки и размышлений.
Воскресными вечерами Темпл обычно затихает. Почти все квартиры стоят пустые. Видные юристы дают званые обеды в своих особняках в Белгрэвии или Тайберне; интересные молодые адвокаты, приглашенные на эти обеды, кадят фимиамы превосходному кларету мистера Манти или очаровательным дочкам судьи Горностэя; не удостоившиеся приглашения экономно обедают в клубе жарким и полупинтой вина, угощая друг друга и прочих обедающих шутками, собранными на выездных сессиях, и юридическими остротами. Мало кто сидит дома — разве что бедный мистер Кокл — он хворает, и уборщица варит ему кашку; или мистер Тудл, флейтист-любитель, — вон он выводит грустную мелодию в своей квартирке на третьем этаже; или юный Тайгер, — из его окна валят клубы сигарного дыма, а у дверей громоздятся блюда под крышками с вензелем ресторации Дика или таверны "Петух". Но полно! Вот что значит дать волю фантазии. Ведь сейчас каникулы, и в квартирах Темпла нет решительно никого, кроме Пенденниса.