— Мне кажется, ты пытаешься превратить любовь в ремесло, — задумчиво сказала мама. — А это абсолютно разные вещи… Прости, если я ошиблась… И лезу совершенно не в свое дело…
Бертил ничего не ответил. Мама, как всегда, права: он увлечен какими-то странными, неопознанными кадрами сновидений, которым нет места в этом мире, и которые он все время, непрерывно пытается трудоустроить. А они хотят оставаться такими же, как прежде, безработными…
Нужно было сказать что-нибудь приличествующее случаю…
— Не отвечай, не стоит, — заметила мама, по-прежнему неподвижно стоя у окна. — Не изобретай ничего обязательного. В жизни необязательно все… Кроме ее самой. Даже если ты самоубийца и имеешь на этот счет прямо противоположное мнение. Я надеюсь, что мальчики не потащатся за тобой в Россию. Им это вовсе ни к чему. Какая-то массовая зараза. Эта страна стала чем-то вроде инфекции, бациллы. Только непонятно какой болезни.
— Ну да, — согласился Бертил. — Тем более, что Хуан уже таскался в Испанию. Никакого толку!.. Одни расстройства… Хотя Кончиту нельзя ничем огорчить…
— И здесь ты тоже ошибаешься, — сказала мама. — Впрочем, это уже теперь совершенно неважно… И потом, лучше дурная женщина, чем никакая… Хотя ты тоже думаешь иначе. Когда же ты едешь? И как?
— Сначала в Прибалтику, — радостно сообщил Берт. — Там я оставлю машину и отправлюсь дальше поездом.
Он представил себе любимые Таллинн и Ригу, своих друзей-моряков, там живущих, и обрадовался уже по-настоящему. Ну, когда еще ему выпадет шанс их всех увидеть? Может быть, никогда… А проездом в Россию он повидает всех сразу…
— Знаешь, сынок, — сказала мама Берта, — у каждого мужчины обязательно бывает в жизни своя Моника Левински. Бедный Билл! Я всегда его очень жалела и переживаю за него до сих пор. Совсем не значит, что твое личное дело дойдет до суда, где присяжным уже сунули под нос грязное платье. Вовсе нет! Просто каждый обязательно споткнется на какой-то своей собственной, личной Монике. Уж поверь мне!
Берт удивился: почему ма вдруг вспомнила злосчастную Монику? Но ничего не сказал. Он представлял себе Россию.
Они молча вышли из подъезда и повернули к вокзалу. По-прежнему неслышно капал дождь, фонари охотно сдались в плен ночи и уже почти дотлели, не дотянув до утра. Предельно услужливая темнота прятала двоих слишком старательно.
— Жена… — пробормотал Вовка. — Дура… Родилась дочка… И моей законной крале моча, видно, в голову бросилась… Я, вопит, назову ее Беатриче! Совсем ошалела! Какой загс зарегистрирует? Но она пробьет что угодно! Ладно, говорю, пусть решится по-твоему. Если ты последний ум потеряла, называй, как хочешь, я все равно Наташкой звать буду…