— Не бойся, ма, — успокоил Бертил. — В моих стенах приживается любая животинка.
Они действительно там всегда приживались. Может, их устраивала атмосфера дома, может, сам хозяин, может, что-то еще… А Берт смотрел на них, гулял с ними, играл… Забавлялся.
— Для тебя это — просто развлечение, — укоряла когда-то Эллен, — а для меня — дополнительная нагрузка и нелегкий труд. Их нужно кормить, поить, мыть, стричь, их нужно выгуливать… Я не могу отпустить их резвиться на берег без присмотра. А если они покусают соседей?
Берт задумчиво качал головой.
— Нет, не то… Ты неправильно на них смотришь! У них стоит учиться жить. Они живут по законам природы и естества, которые куда ближе к истине, чем наши, выстраданные и вымученные разумом, зачастую ни на что не способные.
— Ты сомневаешься в разуме и его возможностях? — язвительно интересовалась Эллен.
И Бертил тотчас выпадал из бессмысленного и пустого спора.
Но Хуан был прав: Берт нуждался в жене, любящей и понимающей животных.
Письма из России продолжали идти одно за другим. С подписью: "Ваша Маша". Хотя на английском "ваша" и "твоя" звучат одинаково. Исправно летели в Москву и послания из Стокгольма.
Наконец Бертил понял, что пришла пора увидеться. В конце концов, промчалось немало времени: сколько можно еще читать и писать по-английски и рассматривать фотографии?!
Русская женщина по имени Маша рассказала в своих письмах о себе все. Ну, конечно, не все, так вообще не бывает, но довольно много и искренне. В отличие от нее Бертил остался скрытным: ни точного указания возраста, ни информации о двух женах, ни упоминания о двух сыновьях. Почему? Он не задумывался над этим вопросом. Просто на всякий случай. Жизнь давно приучила его к замкнутости, отучив с помощью жен разговаривать да еще заставив провести долгие годы вдали от родных… Впрочем, в эти дали он сам всегда стремился, бесконечно уставая крутиться среди обычной береговой и городской жизни, чужой и странной, необъяснимой изначально и не ставшей ни на миллиметр понятней с течением лет. Наоборот, все запутывалось круче и сложнее.
Берт ничего до сих пор не знал о любви. Как ни странно… Не понимал, что это такое в действительности. Он постоянно чувствовал себя крайне неуверенно на земле, среди людей, и все время рвался уйти, уплыть, улететь… Куда? Это не имело никакого значения. Но моря и океаны явно оказались устойчивее и сохраняли его хрупкое равновесие.
О своем твердом решении поехать, наконец, в Россию Бертил сообщил маме Берте. Она стояла у окна, внимательно глядя на сырой осенний, уже почти зимний берег. Мама очень любила свой летний домик у моря.