— Вы миссис Арбетнейл?
Она с трудом смогла перевести дыхание и ответить слабым, чуть дрожащим голосом:
— Да… Я миссис Арбетнейл.
— Вы в порядке, мэм?
— Да, но… Что происходит? Почему вы здесь?
Теперь ее глаза привыкли к свету, и она различала черты лица полицейского, его форму, чем-то испачканные на коленях брюки…
— Мне очень жаль, мэм. Мистер Арбетнейл…
— Рон?! Что с ним? Он ранен?
Теперь до нее дошло, что на улице завывают полицейские сирены, и за окном мелькают сполохи сигнальных огней.
— Сожалею, мэм, но пока не могу ответить на ваш вопрос.
Она машинально посмотрела туда же, куда смотрел полицейский. Там, на полу, валялось жалким комком ее голубое вечернее платье, сброшенное вчера ночью. Только вот странных темных пятен на нем вчера ночью не было.
Шерилин подняла голову и буквально наткнулась на подозрительный, недоверчивый взгляд полицейского. К сожалению, ответов на его вопросы у нее не было.
Три года спустя
Федеральная тюрьма Гейтсвилль, штат Техас
— Хей, Принцесса, говорят, ты скоро выпорхнешь из клетки?
Десятки пар глаз — тех, кто сидел с ней за одним столом, и многих других — уставились на Ширли, в то время как она сама посмотрела в дальний конец стола, где сидела ЛаВерна. И хотя удивление от услышанного было сильнее, успела в который раз поразиться тому, какая великолепная кожа у этой двадцатитрехлетней женщины. Матовая, гладкая, чистая, цвета молочного шоколада. Была в этом удивительная несправедливость — ЛаВерна с ее великолепной кожей и ладной фигуркой проведет в тюрьме всю жизнь, никогда не увидит собственных троих детей и не сможет рассчитывать на помилование, потому что сидит здесь за убийство собственного отца, однажды попытавшегося ее изнасиловать.
«Принцесса» — это прозвище придумала ЛаВерна, когда Ширли впервые переступила порог тюрьмы Гейтсвилль. Сама Ширли просила называть ее по имени, и большинство девочек так и делали, но только не ЛаВерна и ее банда.
Эти признавали только кликухи. Надзирательницы звали ее по-прежнему. Шерилин.
— Ну и где ты слышала этот звон?
В голосе Ширли звучало недоверие. ЛаВерна славилась своей безудержной фантазией.
— От своих людей.
Одна из товарок Ширли за столом фыркнула:
— Каких еще своих людей?
— Говорю тебе, сестра, один мужичок словил звон в Хьюстоне, что Принцессу скоро выпустят погулять. Говорю же, верняк. Что же ты скрываешь, девочка? Кент в костюме сказал тебе что-то, а ты не хочешь поделиться с подругами?
ЛаВерна угрожающе прищурилась, постукивая ложкой о стол, Ширли ее не боялась. Не очень боялась, скажем так.
— Отвечай, Принцесска!