Антихриста (Нотомб) - страница 25

Но стоило войти кому-нибудь еще, как в мгновение ока происходила обратная метаморфоза. Снова загорались глаза, растягивались губы, оживлялось лицо, тупая рожа Антихристы исчезала, и появлялась свежая, воздушная, приветливая, идеальная юная девушка, подвижная и хрупкая, этакий полураскрытый розовый бутон, воплощение мифа, который выдумала цивилизация, чтобы хоть как-то примириться с человеческим уродством.

Соблюдалась некая пропорция: насколько Христа была прекрасна, настолько Антихриста — отвратительна. Я не преувеличиваю, «отвратительно» — слово самое подходящее и для презрительной гримасы, которую она мне корчила, и для смысла, который в нее вкладывала: ты — ничтожество, ты меня не стоишь, будь довольна тем, что я вытираю об тебя ноги и самоутверждаюсь за твой счет.

Наверное, у нее внутри был рубильник, позволявший моментально переключать Христу на Антихристу. Промежуточного положения не существовало. Я даже сомневалась, есть ли хоть что-то общее между вариантами оn и off..

В выходные я получала свободу и всю неделю жила ожиданием благословенного часа — вечера пятницы, когда супостатка отбывала в Мальмеди.

Я могла наконец улечься на собственную кровать. Ко мне возвращалось счастье владеть собственной планетой — своей комнатой, где можно наслаждаться полным покоем. Флоберу нужно было уединенное место, чтобы кричать, мне же — место, чтобы мечтать, такое место, где никто и ничто не мешает мне витать в эмпиреях и где есть такая роскошь, как окно, потому что окно — это право на кусочек неба. Это ли ни предел желаний? Я передвинула захваченную Христой кровать так, чтобы, лежа на ней, видеть небо, и часами валялась, повернув голову набок и созерцая свои домашние облака. Нахалка, которая лишила меня моего ложа, никогда не смотрела в окно, то есть она отняла у меня любимое сокровище — сама она им не пользовалась.

Несправедливо было бы отрицать, что Христа научила меня еще больше ценить то, что она у меня отбирала, — отрадное одиночество, тишину, возможность читать целый вечер и не слышать трескотню про Жан-Мишелей и Мари-Роз, блаженный отдых от шума и особенно от немецкого рока.

Да, за это я была ей благодарна. Но теперь, когда урок усвоен и я уверена, что никогда его не забуду, не пора ли ей убраться восвояси?

С вечера пятницы до вечера воскресенья я сидела у себя, делая лишь необходимые вылазки в ванную и на кухню. Причем на кухне старалась не задерживаться, а набирала и уносила с собой что-нибудь такое, что можно есть не вставая с кровати. Видеть предателей-родичей мне не хотелось.