Приехав домой, первым делом подкидывает в воздух Карлушку — кудряшки взлетают с визгом, — после чего переодевается, бережно разгружая карманы старой куртки.
Деньги?
Нет: бриллианты. Чистейшей воды — куда там слезе! — в замшевых, мышиного цвета мешочках, прямо от ювелира.
Рассвет следующего дня застает его в кленовой аллее, ведущей в сторону кладбища, где покоятся родители. Здесь, под кронами — никаких ассоциаций с рестораном — пусто и безмолвно. Герман отсчитывает четыре шага, по числу Карлушкиных лет, от любимого отцовского дерева и берется за лопату. Жене он ничего не говорит, да и вообще становится все больше похож на кузена.
Следующий год подтверждает дальновидность этого поступка, заимствованного у героев Дюма. Национализация банков, как большевики называют откровенный грабеж, не лишает Германа душевного равновесия, чего нельзя сказать о жене. Ее успокаивает весомое слово «инвестиции», а на вопрос, куда вложен капитал, Герман отвечает: «В землю. Это надежно».
С правительством между тем происходят настолько диковинные метаморфозы, что Герман откладывает газету и берет в руки скрипку. Под музыку Вивальди легче обдумывать выбор школы для сына. Например, в Швейцарии. Поселиться втроем в скромном пансионе…
Новая авантюра вызывает решительный протест жены. Куда, в воюющую Европу, с ребенком?! Да и как туда попасть, в эту безмятежную от своей нейтральности Швейцарию, сквозь войну?
Герман деловито прикидывает и обнаруживает только один способ: примкнуть к репатриирующимся немцам. Отложив скрипку, пишет свое имя на немецкий лад. Впрочем, комиссию по делам репатриации волнуют не имена, а цифры: Третьему рейху нужны люди. Это успокаивает: никто не обратит внимания на русскую фамилию Ларисы. Это же и тревожит: вряд ли ответственные за репатриацию позволят будущим гражданам Германии расползтись, как тараканам, по дороге. И что значит: «нужны люди», если не для того, чтобы воевать? — Нет, слуга покорный.
Эмиграция?.. Скрипка замолкает. Куда, да и что делать с имением?
Сдать в аренду, предлагает Лариса.
Президент, выступающий по радио, объясняет, что советские войска вступают в республику с ведома и согласия правительства: «Я останусь на своем месте, вы оставайтесь на своем».
Герман думает о кленовой аллее и соглашается с президентом, который через два дня перестает быть таковым.
Экстренный приезд к кузену и ночной разговор только подтверждает его решение. Коля признается, что отошел от партийной деятельности, но готов подтвердить принадлежность брата к ячейке: «Ты помнишь, я за тебя поручился?» Герман качает головой: авантюрист — да, но не аферист; он не ставил на эту лошадь.