– Повезли родимого, – раздался позади него хрипловатый женский голос.
Юрий обернулся. В метре от него, опираясь на метлу, как солдат на ружье, стояла дворничиха тетя Паша. Она тоже глядела вслед машинам, разминая заскорузлыми от работы пальцами папиросу. Затем она ловко продула «беломорину», предусмотрительно придержав табак отставленным мизинцем, чтобы не вылетел, двумя точными движениями смяла мундштук каким-то особенно затейливым образом, сунула папиросу в зубы и умело, по-солдатски, прикурила от спички.
– Это что за кортеж, тетя Паша? – спросил Юрий. – Кого повезли-то?
– Да кого ж им везти? – рассудительно ответила тетя Паша и бросила горелую спичку в кучку сметенного мусора у себя под ногами. – Дружка твоего, Серегу, опять замели. Говорила я ему: берись, говорила, за ум, добром это не кончится! Ведь как выпустили его тогда, так он и не просыхает – четвертый день уж пошел, как гуляет. Дома не ночует, опух весь, синий, как утопленник... Вот и догулялся. Сегодня, слышь, подметаю это я двор, вижу – идет. Да не идет, а прямо пишет – одной ногой пишет, а другой, значит, зачеркивает... В общем, пьяней пьяного, я уж и не знала, попадет он в подъезд-то или так в кусты и забурится. Я ему и говорю: что ж ты, говорю, Серега, делаешь, детей бы пожалел, раз на себя да на жену тебе наплевать! Ну, он меня, как водится, послал по матери да и пошел себе. Да только недалеко он ушел. Я, Юра, и не поняла, откуда они взялись – ну, будто из-под земли, ей-богу! Я думала, меня тут же, на месте, кондратий обнимет. Вылетели откуда-то, подскочили – эта, черная, спереди, «луноход» сзади. Загребли родимого, он и сообразить не успел, чего с ним делают. Одному, правда, по уху съездил, фуражка так и покатилась. Что ты! Затолкали в машину и повезли... Чего он опять учудил-то, не знаешь?
– Не знаю, тетя Паша, – сказал Юрий. – Я его в последние дни даже не видел... Тетя Паша, а можно у вас папироску попросить?
– Ты же вроде спортом решил заняться, – сказала тетя Паша, протягивая ему тем не менее аккуратно надорванную пачку.
Юрий с благодарным кивком вытряхнул из пачки папиросу, продул, смял мундштук и сунул «беломорину» в зубы. Сколько он себя помнил, тетя Паша подметала двор и курила «Беломорканал». За последние двадцать лет она как будто совсем не изменилась; впрочем, это, скорее всего только казалось.
Тетя Паша подала ему коробок, Юрий чиркнул спичкой, сломал, достал еще одну, тоже сломал и полез за третьей. Тетя Паша сделала глубокую затяжку, чтобы уголек разгорелся пожарче, и протянула ему тлеющий окурок. Юрий снова кивнул и прикурил от ее папиросы. Тетя Паша была зэчка со стажем – когда-то, еще при Хрущеве, она мотала срок за убийство собственного мужа, который в пьяном виде развлекался, истязая ее и ребенка. Тети-Пашиного сына забрали в детдом и, вернувшись после отсидки, она его так и не нашла.