На узком, выложенном корявыми бетонными плитками тротуаре, что тянулся вдоль дома, стояла Людмила Веригина. Халат на ней был распахнут, позволяя видеть мятую ночную рубашку; нечесаные со сна волосы стояли дыбом; на правой щеке розовел оставленный наволочкой рубец. На ногах у нее были потрепанные домашние тапочки, а левая рука сжимала засаленную тесемку, на которой болтался потемневший латунный ключ – надо понимать, от квартиры. Вид у нее был отсутствующий, а взгляд пустой, как будто она спала с открытыми глазами. Когда Юрий приблизился, она даже не повернула головы. У Филатова возникло острое желание тихонько пройти мимо и юркнуть в подъезд, но он взял себя в руки и окликнул Веригину.
– Здравствуйте, Люда, – сказал он.
– Что же это, Юрий Алексеевич? – так и не повернув головы, продолжая смотреть в опустевший проезд между домами невидящим взглядом, тихо спросила Веригина. – Почему? Что мы такого сделали, за что это нам?
– Они что-нибудь сказали? – спросил Юрий.
– А я знаю? Шум под окнами услышала, выглянула, вижу – моего хватают... Пока халат накинула, пока выбежала, они уж уехали. Что же они к нам привязались-то? Бандиты, что ли, в Москве перевелись?
– Не знаю, Люда, – сказал Юрий, – но постараюсь узнать. Обязательно узнаю.
Он понимал, что дает обещание, выполнить которое будет очень нелегко. Но смотреть на Людмилу Веригину и слышать ее изменившийся голос, в котором не осталось и следа от прежней тягучей напевности, было просто невыносимо. До Юрия только теперь дошло, что Людмила впервые в жизни произнесла его отчество правильно, целиком – не Лексеич, а Алексеевич.
– Не трудитесь, Юрий Алексеевич, – сказала Людмила. – Зачем вам в наши неприятности путаться? Так уж, видно, на роду написано.
Она безнадежно махнула рукой с зажатым в ней ключом, повернулась к Юрию спиной и пошла к своему подъезду, шаркая тапочками. На полпути она обо что-то споткнулась, потеряла тапку, не глядя, нашарила его босой ногой и скрылась в подъезде, без стука притворив за собой дверь. Юрий проводил ее глазами, сунул руки в карманы и уныло поплелся домой – перед тем как начинать действовать, нужно было, как минимум, принять душ и выпить кофе.
* * *
Кафе было чистенькое, светлое и уютное, а официантка – молодая, миловидная и приветливая. В общем и целом Юрию здесь нравилось. Даже музыка не раздражала – играла себе тихонечко где-то в глубине помещения, спокойная такая, умиротворяющая музыка без слов. Пахло здесь крепким кофе, ванилью и корицей, под потолком бесшумно вращались деревянные лопасти большого вентилятора, белизна скатертей резала глаз, а за огромным, от пола до потолка, окном с толстыми двойными стеклами беззвучно кипела жизнь московского Центра.