[50]. Офицеры-марковцы засыпали своего выступающего командира вопросами о положении дел в тылу, о том, принимать ли предложения от армий новообразованных и зачастую марионеточных государств, предлагавших некоторым из них службу в своих рядах…
«Что дадут офицерам, пошедшим на службу в какие-то Татарские и иные армии, несуществующие государства? — отвечал Марков. — Хотите хватать чины? Пожалуйста, обгоняйте меня, ноя, как был произведен в генерал-лейтенанты законным Русским Монархом, так и останусь им до тех пор, пока не явится законный Хозяин земли Русской…»[51] О тыле Марков сказал, что ему непонятны те случаи, когда ростовская буржуазия давала 400 рублей на добровольческую армию генералу Алексееву и следом выплачивала миллионы рублей большевикам после того, как добровольцы оставили город.
«Наша гуманность погубит нас, — добавил он, немного подумав —
…в таком случае приходится не просить, а требовать, тогда и результат войны будет другой…»[52]. Чины Марковской бригады не отпускали своего командира несколько часов. Результатом беседы стало снятие вопроса о сроке службы в добровольческой армии: служба становилась бессрочной и могла кончиться лишь в случае освобождения страны и установления в ней порядка. Подавшие рапорты об уходе из армии, за несколькими исключениями, забрали их назад. Моральный кризис недоговоренности миновал, хотя по-прежнему в столь разнородном организме Добровольческой армии встречались непримиримые противоречия между офицерами разных убеждений: монархисты не желали служить в одном батальоне с «социалистами», а те, кто видел оплот монархизма в образовавшемся Всевеликом Войске Донском, неприемлемым службу в армии, стоявшей за Учредительное собрание… Деникин замечал в своих воспоминаниях:
«… Время от времени в различных секретных донесениях, в которых описывались настроения армии и общества, ставилось рядом с именем начальника штаба (Романовского. — Авт.) слово „социалист“. Нужно знать настроение офицерства, чтобы понять всю ту тяжесть обвинения, которая ложилась на Романовского. Социалист — олицетворения всех причин, источник всех бед, стрясшихся над страной…»[53] Впрочем, несмотря на политические разногласия и убеждения, а также личностные оценки друг друга генералами и офицерами добровольческой армии, общий дух добровольцев поднялся и дисциплина, в целом, поднялась во всех подразделениях армии. Численность армии по-прежнему устойчиво увеличивалась и добровольцы, впервые за долгое время, по-настоящему воспрянули духом. 10 мая разведка донесла о выдвижении крупного отряда Красной армии со стороны станицы Великокняжеской, который начал теснить Донской отряд к западу, что создавало угрозу тылу и утери связи с Новочеркасском. Деникин и Романовский приказали генералу Маркову выступить в северо-восточном направлении, взяв курс на мост через реку Маныч. Штаб пообещал снабжать марковцев всеми необходимыми данными, получаемыми от военной разведки. Однако та информация, что пришла в бригаду из штаба, заставила Маркова ошибочно ударить не в тыл, как полагал сам генерал, а по главным силам противника, готовым к бою и сумевшим в ожесточенном сражении за мост не только отстоять его, но и нанести некоторый урон Марковской бригаде, потерявшей несколько десятков человек. Бригада вернулась в Егорлыцкую, где у генерала произошло объяснение с чинами штаба, ожидавшими от него полного разгрома красных. Деникин так описывает эту ситуацию: