Чтобы определить степень опьянения, бравые копы для начала предложили А. рассказать алфавит туда и обратно, на что А., утрируя свой акцент, заметил:
– Английский алфавит я просто не знаю, хотите русский?
Пополнять свое образование иностранными алфавитами стражи порядка не захотели, а вместо этого затащили А. в участок и предложили дыхнуть в «трубочку». Здесь нелишне отметить, что отказ от теста на алкоголь сам по себе является наказуемым правонарушением. Так что А. отказываться не стал. Он только попросил возможности сначала поговорить с упомянутым в формуле ареста бесплатным адвокатом. А где же его, бесплатного-то, в субботу вечером сыщешь? И часа два под овеянными боевой славой сводами здания полицейского участка звучали бесконечные вариации диалога:
Полицейский (строго): Так вы отказываетесь дышать в трубку?
A. (заплетающимся языком): Что вы, вовсе не отказываюсь. Но вы же сами мне адвоката обещали. Вот пусть он и посоветует – дышать или не дышать.
Наконец полицейские заперли А. в камеру и хитро включили видеозапись. Пьяный А. еще долго не мог заснуть и то сидел, слегка раскачиваясь, на койке, то мерил шагами камеру, шатаясь от стенки к стенке. В воскресенье утром его отпустили домой готовиться к суду, а в понедельник на суде он был, естественно, трезв, наглажен и импозантен. Естественно, он утверждал, что вовсе и не был пьян в субботу.
Чтобы доказать свою правоту, прокурор показал видеосюжет, в котором очевидно в хлам пьяный, довольно толстый мужик бродит по камере. Судья, указывая на экран телевизора, обращается к А. с вопросом:
– Ну а что вы на это скажете?!
– Похудеть мне пора, – сокрушенно отвечает А.
Дело А. выиграл, т. е. за наезд на знак штраф вкатили немалый, но вождение «под воздействием алкоголя» так и не доказали, а это влекло бы за собой кучу затрат и заморочек, примерно оцениваемых от 7 до 10 тысяч долларов.
Историю эту вполне можно привести в любом публицистическом журнале под рубрикой «Это мы».
Так вот, побывал в гостях у теток в славном городе Тел-ави (как сказал бы о нем Мимино), где наслушался историй о том, как там все ностальгируют по России, хотят побывать на родине и т. д. Летим обратно в Ленинград (в Израиле никто не говорит «Петербург»).
Ну ладно, долетели, выходим по трапу в Пулково. Снизу работяги что-то делают с трапом, слышен легкий мат, хмурые лица погранцов – и все, в общем, по-нашему.
Сзади спускаются два пожилых еврея, видимо, из тех, что столько лет ждали этого часа, и один другому говорит фразу, которую я уже никогда не забуду: