— Торгуются. Толстый за фрукты плесневелые хочет три листа и Ге. Ну, Ге я еще понимаю — сам тоже ге порядочное втюхивает. Но три листа?.. Тридцать тысяч, что ли?
— Может быть, — на всякий случай отозвалась Марина, не вполне поняв Ладины слова. — Или графики три листа.
— М-да. — Лада замолчала, крепко затянулась и выбросила окурок в форточку. — Надолго это?
— По-разному бывает.
— Я пойду, пожалуй. Тоска тут. Посуду за этими, — она показала в направлении гостиной, — без меня приберешь.
— Останься, а? Ну, я прошу тебя! Если хочешь, прямо отсюда в ресторан закатимся. А? Я угощаю — вчера получку дали.
— Да ну на фиг. Лучше в кулинарии пару табака возьмем. А водочка найдется…
— И как тебе? — Марина выжидательно смотрела на подругу. От водки глаза ее замаслились, щеки пылали. Да, пожалуй, с двух-то рюмашек оно вроде и не должно бы так.
— Это ты насчет похода к Родиону твоему? Ничего, халтурку вот легкую срубила себе.
— Что? Какую еще халтурку?
— Уколы ставить звал. — Марина вздрогнула, и это тоже не ускользнуло от внимания Лады. — По полтора рубля обещал. Это ж в месяц сорок пять выходит. И от работы моей два шага. Я согласилась.
Марина налила по третьей. Рука ее дрожала, и несколько капель пролилось на клеенку.
— Уколы… — с запинкой произнесла она и решительно поднесла рюмку ко рту. Продышавшись, с остервенением спросила: — И не противно тебе будет сморчка поганого обслуживать?
— Ты ж обслуживаешь… Хотя у тебя интерес, конечно… — Марина дернула горлом. Лада выдержала паузу и продолжила: — А мне он таким уж поганым не показался. Дедок как дедок. С прибабахом, конечно, ну да все такими будем, коли раньше не помрем.
— Дедок как дедок, говоришь?! — взвизгнула Марина. — Да это ж гад, изверг, хуже Гитлера! Еще до войны в НКВД конфискованным имуществом занимался. В блокаду — не знаю, мародерствовал, наверное, квартиры выморочные грабил, казенным мандатом прикрываясь, или еще что, только именно в те годы и начал живопись собирать. И после войны по дешевке скупал добро — трофейное или у бедствующих, голодных. А то и вовсе даром получал. Возьмет якобы на комиссию, а продавца или арестуют очень вовремя, или бандиты зарежут. — Голос ее понемногу крепчал. Несло, как с горы на санках. — Что-то продавал с выгодой, клиентуру постоянную завел из военных, ученых, артистов — тогда тоже состоятельные люди были. А что приглянется — себе оставлял. Собиратель! Жена его первая в бомбежку погибла, так он на искусствоведше из Русского музея женился, та его уму-разуму учила.
— Тетка твоя, что ли?
— Нет, тетя потом была. А искусствоведша та лет через пять после свадьбы погибла. Очень как-то странно погибла — под машину попала на пустом проспекте, в три часа ночи. Много знала, наверное…