— Не напрягайте напрасно извилины, — с неожиданной резкостью оборвала Алиска. — Вы не про Ларина писать будете?
— А про кого? Про конкурентов? Черный пиар, так сказать?..
— Про самых знаменитых. Вроде того, что вы в “Эго” пишете. Только похлеще, позабористей. Сможете?
— А то! — Ломов самодовольно погладил бороду. — Случалось, и до драк доходило!.. Не сомневайтесь, скандал я вам гарантирую, не было случая, чтобы мое участие не нагнало популярности новому изданию… Теперь, может быть, обсудим гонорарчик…
— Платим мы хорошо, — оловянным голосом крутого босса проговорила Алиска. — Но при одном условии — вы уступаете нам не только имущественные, но и неимущественные права.
— То есть, вы хотите сказать?..
— Все ваши статьи будут подписаны именем Ивана Ларина.
Иван вжал голову в плечи и зажмурился. Вспомнилась реклама одного давно прогоревшего банка: “Случилось страшное…”
— Алиса, может быть, не надо? — жалко пролепетал он.
Подруга обдала его огненным взглядом зеленых очей.
— Как скажете. Только это вам обойдется… — спокойно сказал Модест Карлович. — Скажем, три тысячи долларов?
— Ой! — пискнул Иван. Отчего-то вспомнились годы литературной кабалы у незабвенного Федора Михайловича Золотарева. Конечно, время было другое, но все-таки три тысячи… Или соглашаться?
— Вы себя-то слышите, Модест Карлович? — ехидно осведомилась Алиска. — “Эго” платит вам пятьдесят долларов за разворот, “Ведомости” и того меньше. А мы предлагаем вам сто долларов за страницу одиннадцатым кеглем.
— Сто двадцать. Двенадцатым, — поправил Ломов. — Цикл не меньше пяти статей. И деньги вперед.
— Половину, — сказала Алиска.
На том и порешили. Алиска тут же отсчитала Ломову три зеленых сотни, не преминув взять расписку.
— И все-таки, Модест Карлович, — набрался смелости Иван, — что же такое оппозитивная семасиология?
Жилистая рука с зелеными бумажками на мгновение замерла в воздухе.
— Филфак? — прищурился Ломов. — М-да… Откровенно говоря, запамятовал… Много воды утекло.
И водки немало — они вдвоем еле-еле вывели под руки из зала и запихнули в такси вконец расслабившегося мэтра, потом еще гуляли по набережной, пили кофе в круглосуточном кафе у причала.
— Ну вот, — тоном старшего брата сказала Алиска. — А ты боялась, глупенькая…
Первую статейку мастера они получили уже через три дня:
“РОМАН ТАТЬЯНЫ ГРАФОВОЙ «БРЫСЬ»
КАК ОТРАЖЕНИЕ ФОБИЙ СТОЛИЧНОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ”
Если писатели конца XIX века и вышли из гоголевской «Шинели», то нынешние, в основном, из «Гадких лебедей» братьев Стругацких.
Читая «Брысь» Татьяны Львовны Графовой, все время думалось: вот только стоит там в деталях антуража поменять «склизь» на «бродило», «брысь» на «мокрецов», а «андрон-лукичск» на «болото»… то получится та же самая «Улитка на склоне». Или, скажем, «Пикник на обочине».