— Нет, пожалуй, пока не буду твердо уверен, что за нами сила. А то, что мы хлеб... ну не хлеб, так другие яства с ними делили?
— Сам помысли, ежели гость будет в твоем доме над тобой сильничать, стерпишь ли?
— У нас другие законы были, по которым я и тронуть никого не смел, даже при защите своей, — скривился Иван.
— То разбойные люди для себя придумали законы те, — покачал головой в ответ Свара. — Сам про купцов какие мысли держишь?
— Не нравятся мне они, иначе прямо сейчас бы спрос учинил. Ну ладно, я к гостям, воеводу с Петром постараюсь упредить, чтобы вышли они и решили все окончательно, — вздохнул Иван и добавил. — Трудно мне еще понять, какими законами тут люди живут. — Потом немного потоптался на месте и, вскинув голову, протяжно вывел:
— Эх ты, во-о-оран, шо ты вье-е-е-е-ешься...
Над мое-э-эю голово-о-ой,
Ты до-о-бы-ы-чи-и-и не дожде-о-о-ошься...
Черный во-о-оран, я не тво-о-ой...
Твердой поступью полусотник вступил в дружинную избу, продолжая нарастающим голосом выводить песню, а спустя несколько минут уже было слышно, как ему начали подпевать другие голоса. И не только переяславские, но и новгородские...
Закончили пировать, когда небо на востоке начало уже розоветь. Наорались песен до хрипоты, не давая заснуть веси, даже младшие братья Онуфрия принимали в сем песнопении участие, фальшивя густыми голосами. Наконец новгородский купец поднялся, хлопнув ладонью по колену, и поклонился хозяевам, обведя вокруг осоловевшими глазами.
— Благодарствуем за угощение, пора и честь гостям знать. Эх-ма... — покачнулся Онуфрий. — И вы к нам заглядывайте по приезде в славный Новгород.
— Одно дело к вам осталось, — тоже поднялся воевода. — Весть нам дошла, что на ушкуе твоем людишек наших силком держат и непотребства над ними учиняют. Что ответишь на это, купец?
Мгновенно подобравшийся Онуфрий поднял тяжелый взгляд на Трофима, а его сотоварищи сразу обступили купца с двух сторон.
— Твои людишки? — Купец натужно удивился. — Откель бы я их взял?
— Мальчонку и девчушку подобрал ты в понизовьях, — продолжал спокойно смотреть на того воевода.
— Ах эти, кх-хе... — засмеялся Онуфрий. — Да то разве людишки? Отроки болезные это были, спасти мы их желали. Знать не знал, что ваши они. Мальчонка тот без памяти был, а девица умом тронутая, молчала всю дорогу. Я лишь рад буду их тебе на руки передать.
— Да? А верно ли, что не чинил ты над ними непотребств?
— Да как ты... Слово свое купеческое даю в том! — побагровел новгородец. — Сей миг забирай их с ушкуя... Ох, не допустят тебя вои мои на него, наказ строгий имеют никого без личного дозволения не пускать.