— Э-э-э... от глины и песка избавление будет, — завороженно закивал головой Вышата.
— Так, но еще раз повторюсь... Тяжелые частицы, что металл содержат, попадая в первое отделение, скапливаются на дне, а более легкие всплывают и увлекаются водой, которая по уклону стремится выплеснуться через край. То же самое и во втором коробе. Когда первый короб заполнится... ну, на четверть, скажем, желоб перекроешь и руду вычерпаешь со всех мест, где она скопилась. Какие покрупнее куски — те в дробилку, которую рядом с мешалкой глины сделали, а которые помельче, размером с большой лесной орех, — те сразу на обсушку и обжиг. А совсем мелочь вроде песка — в сторону откладывай, окатыши из нее потом делать будем. И после дробилки руду просеивать не мешало бы — для этого из лозы тонкой мелкие сита сплести надо. В итоге у тебя получится две кучи. Вот ту, где руда размером с орех, надо в кучах обжигать, попробуй угольную пыль для этого использовать: дров-то не напасешься, чтобы на костре это делать. А торф, думаю, только хуже руде сделает, но попробовать потом все равно надо будет. А уже обожженную руду в сухое место складывай, под навес. Что надо будет — к Фаддею или ко мне. Все понял?
— Э-э-э... да. А як же работа моя на плинфе? — недоуменно протянул Рыжий.
— Тьфу ты, ну ты... Проехали, пацан, — махнул рукой Николай.
— Нет, нет... дядька Николай, я с Вовкой договорюсь, я побежал, — на бегу прокричал Вышата.
— В помощь пусть тебе еще кого выделит... — выкрикнул ему вслед кузнец. — Торопыга... Еще бы соображалка работала, как у Вовки или того же Мстиши.
Две фигуры кружили на дружинном дворе, поочередно пробуя пробить защиту друга друга. Одинакового роста, сухощавые и жилистые, они уверенными четкими движениями срывали атаки противника, принимая его меч на голомень либо отводя в сторону умбоном круглого щита, а потом резко разрывая дистанцию. Неожиданно тот, чья русая борода была испещрена седыми клочьями, резко ускорился и, сделав вид, что бьет ближе к центру, перевел удар правее, целя в незащищенный бок. Однако противника в этом месте уже не оказалось. Тот сместился в другую сторону и замер, касаясь лезвием ноги седого.
— И пошто ты раскорячился посередь двора, а? Ну, коснулся бы ты меня, а далее? На мне не кольчуга, а бронь дощатая. Ты ее и дареным мечом не прорезал бы с такого размаха. Пару ребер разве поломал, коли стоял бы я на месте. А я на твоей ноге, что выставил ты всем на обозрение, подколенную жилу бы подрезал. Ногавицы на тебе не вздеты, да и те при желании прорезать можно. А без ноги ты не жилец на этом свете — добьют в один миг.