А л е к с е й. Тебе холодно, брат?
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Нет. Павел, куда ты ушел? Павел!
К о р о м ы с л о в. Я здесь. Вот что, милый друг: деньги у тебя есть? – у меня ничего.
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Это есть.
К о р о м ы с л о в. Ну и прекрасно. Значит, сейчас едем. И вы, коллеги, с нами.
А л е к с е й. Куда?
К о р о м ы с л о в. Туда, где светло, где пьяно и просторно. Разве сейчас можно оставаться в таком доме!
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч. Да, да, едем. Спасибо тебе, Павел (смеется). Неужели сейчас есть место, где светло и где люди – о, проклятый дом!
К о р о м ы с л о в. Есть такие места, Горя, и, к счастью, не одно.
А л е к с е й. Постойте, Павел Алексеич, а мама? Она останется одна?
К о р о м ы с л о в. А мама останется одна, такое ее дело, Алеша. Всем женщинам доказываю, что не нужно рожать, а они рожают, ну и сами виноваты. Идем, Горя.
В е р а И г н а т ь е в н а (издалека, всхлипнув). Верно, Павел Алексеич, виновата!
Г е о р г и й Д м и т р и е в и ч (упираясь). Я сперва хочу в детскую.
К о р о м ы с л о в. В детскую так в детскую. Господа, в детскую!
Занавес
Прошло полгода. Екатерина Ивановна с детьми приехала на лето в имение к матери в Орловской губернии. Стоят жаркие и погожие дни начала июня. Сцена изображает большую бревенчатую комнату с дорогой мебелью, картинами и цветами; стены и полы некрашеные. В трехстворчатую стеклянную дверь, теперь совершенно открытую, видна большая терраса с обеденным, крытым цветной скатертью столом. Также много цветов, видимо, из собственной оранжереи. За перилами террасы налево – гуща зелени: старых кленов и дубов, потемневших от годов берез; посредине и вправо, вплоть до одинокого старого дуба, – широкая просека с четкими золотыми далями. Время к вечеру. На террасе у стола сидит М е н т и к о в, небольшого роста человек с мелкими чертами лица и тщательной прической, и кушает молоко с сухариками; цветным носовым платком смахивает крошки с щегольского, полосатой фланели костюма. Из сада по ступенькам всходит Т а т ь я н а А н д р е е в н а, мать, высокая женщина, строгого и решительного облика, и за нею младшая дочь, Лизочка, красивая и крепкая девушка-подросток со сросшимися бровями. Идет она с видом упорного, но несколько нарочитого и веселого каприза, шагает и останавливается вслед матери и тянет душу низким капризным голосом: «Мама! а мама! – я поеду». При появлении Татьяны Андреевны Ментиков встает.
Т а т ь я н а А н д р е е в н а. Вы это что?
М е н т и к о в. Кушаю молоко, Татьяна Андреевна.