Новая реплика Колосса:
— Сдохнуть можно! Когда я служил в армии, я тоже знал одну мадам Бланш: она держала вертеп в Монбризоне. Она была такой тихой женщиной, вежливой со всеми, и она заправляла своим заведением с барабанным боем!
— Вы всё ещё говорите про Филиппа-Августа? — терзается глухой, в то время как его пытливая рука позволяет себе самые смелые вылазки в лифчик нашей хозяйки.
— Да нет же, тыква! Мы говорим о старухе Людовика Святого, Бланш Кастаньетской.
Поворачивается ко мне.
— Испанка, конечно?
— Да, Берю, и у этой малышки был крутой нрав. Представь, когда сеньоры поняли, что королю всего одиннадцать лет, они стали выдрючиваться. Но мадам Бланка показала коготки этим господам! Она держала их в ежовых рукавицах. И пока она управляла Францией, она занималась воспитанием Лулу! Она сделала его набожным, сильным, справедливым и осторожным. Когда он получил бразды правления, он уже знал свою работу короля.
Берта вскрикивает. Это месье Дюрандаль сделал больно её молочной железе своим перстнем.
— Что случилось? — спрашивает Глухопёр.
— Ничего, ничего, — уверяет Б. Б., покраснев как рак в тарелке кардинала.
Но Бугай что-то заподозрил. Огромные брови делают смычку на лбу Огромного. Он смотрит на Дюрандаля, затем на супругу, встряхивает головой и шепчет в мою сторону:
— Ладно, давай дальше, Сан-А!
Я думаю, что, если этот человек со слуховым аппаратом не прекратит свои вольности, скоро мы станем свидетелями незабываемого зрелища.
— Итак, Людовик Девятый был добрым и справедливым королём. Он правил мудро…
— Как в тачке, — замечает Толстяк, — кто-то всегда водит лучше, чем другой, это естественно!
— Я вам уже сказал, что он был справедливым. В одной истории рассказывается, как он вершил суд под дубом!
— Он, наверное, выглядел отпадно! — шутит это воплощение французского остроумия. — Ты можешь представить уголовный суд в Булонском лесу в наше время, с корзинкой для пикника и туристической плиткой «Бютагаз»? Видок ещё тот, не так ли?
Картина соблазнительная, и она веселит меня. Дюрандаль пользуется разрядкой, чтобы продолжить свои грудные изыскания.
— Людовик Святой вершил правосудие не только над своими подданными — он также улаживал споры, которые возникали между иностранными монархами, даже если это и стоило ему собственных владений.
— Достойный человек, — говорит Берта в состоянии полугипноза.
— Ещё бы, — подаёт реплику её Толстяк, — если из него сделали святого, значит, у него что-то было. Церковь, ты же знаешь, Берта! Она осторожная! Прежде чем канонизировать кого-нибудь, прикинь, она должна сначала расспросить консьержку. Ты можешь себе представить, чтобы Ватикан проголосовал за нимб с лучами для святого Людовика, а потом все узнают, что он давал чеки без обеспечения или любил метнуть китайский дротик труженицам постельного белья, представляешь, какой был бы эффект?! Сразу весь церковный календарь оказался бы под сомнением! Ты уже не можешь называть себя Пьером, Полем или Жаком, пока не выяснишь, не был ли твой святой патрон каким-нибудь любителем клубнички или мазуриком!