— Это потому, что с самого начала они не перенесли могилу Христа на Пер-Лашез>{46}, вместо того, чтобы ездить так далеко и заниматься дележом?
— Они об этом не подумали, Толстяк. И даже если подумали, то предпочли оставить для себя предлог, чтобы соскочить, когда им хотелось развеяться. Для Людовика Святого, к примеру, это было свадебное путешествие. Заметь, что у него там была куча неприятностей, и он был пленён. Но в те времена можно было выкупить свободу. В общем, он неплохо провёл время в Палестине со своей законной.
— Слушай, а он был не таким уж добрым для святого, твой Людовик!
— Почему? — спрашивает Берта.
Его величество Берюрье Первый объясняет:
— Он отправился на войну со своей гражданкой, а вот его славные воины оставили своих баб дома, со всеми их искушениями!
— Ты забываешь про пояс верности, Толстяк!
— Какой ужас! — вскрикивает Берти.
Но Александр-Бенуа не разделяет её чувств. Более того, эта система вызывает в нём некоторые мысли. Чувствуется, что эта варварская деталь нижнего белья ему дорога. Он был бы не прочь, перед тем как отправляться на расследование, запирать целомудрие своей крали на замок, засовывать ключ в карман и накрывать платочком.
— Наверное, только слесари угощались, — замечает он.
— Да нет, Толстяк. Это были замки с системой повышенной надёжности.
— А если мужика шлёпали? Вдовушка, наверное, требовала от покойного вернуть её личные вещи! Потому что кончить свои дни с волчьим капканом вместо трусов — это невесело! Если ключ терялся, оставалось только повесить табличку: «Закрыто по причине траура».
Он кивает; его пылающие скулы выдают хорошее настроение.
— А что в это время делала Франция?
— Она оказалась под вторым регентством мамаши Бланки!
— Это второе регентство, наверное, было ещё менее прикольным, чем первое, — размышляет Огромный. — Вдова постарела, и она думала о том, что её мальчуган проводит время с её снохой на Филиппинах, и от этого характер у неё становился ещё противнее! Домработницам, наверное, от неё доставалось! Не стоило разбиваться китайским вазам или подгорать фасолевому рагу! И когда же он решил вернуться к своей маман?
— Когда узнал, что она загнулась.
— Неглупый монарх! Святой, но себе на уме! А что он сделал, когда вернулся в Панаму?>{47}
— Он легализовал бордели. И это немалая его заслуга[12].
У Берю на глазах слёзы.
— Милейший человек! Я понимаю, за что его сделали святым, — шепчет он проникновенным голосом. — А что было потом?
— Через несколько лет он отправился в другой Крестовый поход: восьмой и последний. Но там на него свалилась болезнь, и он встретил свою смерть в Тунисе.