— Но ты же говоришь, что муж этой дамы был лондонским педалистом! — удивляется мой ученик, который уже совсем запутался в этой истории.
— Надо полагать, что он ходил и под парусом, и под паром, раз уж у него был наследник!
Его Величество подмигивает.
— Я так думаю, что эта Изабель тоже не отличалась «персиловой» белизной.
— Короче, — отрезаю я. — Её отпрыск решил стать королём Франции! И началась война между ним и Филиппом де Валуа, племянником Филиппа Красивого, которого к тому времени уже короновали. Знаете, сколько времени длилась эта война?
— Нет! — выкрикивают супруги.
— Век, — говорю я.
Берю качает головой и шепчет после раздумья:
— Как Столетняя война?
Я разинул рот.
— Но это и была Столетняя война, Толстяк!
— Надо же!
Он толкает локтем свою слониху.
— Сто лет войны, Берта, прикинь! У солдат, наверное, уже грибы выросли под каской к тому времени, как они вернулись домой!
Дополнительный материал:
Пошлые вкусы цирюльника Берюдана
Людовик Десятый (по прозвищу Сварливый) потрогал худощавой рукой свежевыбритые щёки, разглядывая себя в зеркале, которое ему держал цирюльник Берюдан.
Он безрадостно думал о том, что для короля Франции у него было довольно жалкое лицо. Быть сыном монарха, прозванного Красивым, и носить такую церковную физиономию — это было просто иронией судьбы!
— Подравнять баки, сир? — спросил толстяк Берюдан.
Сварливый покачал головой. В этом не было необходимости. И Берюдан[15] принялся поливать лосьоном щёки короля, чтобы убрать остатки мыла.
Филипп де Валуа, кузен Сварливого, приподнял портьеру палатки.
— Ну что, кузен, — произнёс он, — готовимся к празднику?
— Готовимся, — прошептал Людовик Десятый.
— Для человека, который женится, вы не выглядите счастливым, кузен! — заметил Валуа с некоторой иронией.
Людовик Десятый был слабым существом, которому всё время нужно было перед кем-то изливать душу, даже перед теми, кто мог (как Филипп) порадоваться его бедам. Он показал на небольшой портрет, подвешенный к стойке его палатки. Портрет был изумительным. На нём была изображена очаровательная блондинка с голубыми глазами, гармоничные черты лица которой вызывали волнение, настолько они были изящными и милыми. Это был портрет Клеманции Венгерской, на которой король должен был жениться через несколько часов, хотя ни разу её не видел.
— Меня страшит эта встреча, Филипп, — признался Сварливый.
— С чего это вдруг, кузен?
Сварливый показал на своё желтое лицо, отражавшееся в зеркале.
— Она так прекрасна, а я такой урод!
Валуа рассмеялся:
— Полноте, Людовик! Вы не так уж плохи собой! И потом, вы — король. А король не может быть некрасивым!