Одна бикса, переодетая в Манон, просит у меня автограф и, пока я его даю, спрашивает, не смогу ли я иметь с ней приватную беседу завтра. Я отвечаю, что подумаю. Затем, поскольку внимательная аудитория ждёт и надеется на продолжение разговора, как, впрочем, и Импозантный, который делает мне умоляющий взгляд, я возвращаюсь к теме.
— Итак, Франциск Первый отправляется в могилу вслед за своим кумом, Генрихом Восьмым. После Золотой Парчи — белый саван. Его сынишка получает престол и титул Генриха Второго. Я ему сочувствую ретроспективно. Непросто быть наследником Франциска Первого. Прежде всего, надо обойти подводный камень: постараться не быть похожим на своего папу. Генриху Второму не хватило смелости, так что он не избежал соблазна и продолжил папенькину политику. Если ты сын Люсьена Гитри, тебе остаётся только одно: стать Саша́ Гитри>{90}. Генрих Второй забыл о том, что он Генрих Второй. Он прошёл мимо своего трона, и поэтому никто из вас сегодня не захотел стать Генрихом Вторым. Всё, что осталось от этого короля, это дурацкий стиль буфета, хотя у самого Генриха Второго было не так много в коробочке, если позволите этот каламбур…
Я щёлкаю пальцами в сторону буфета. Двенадцать халдеев в белых перчатках, которые пьют мои слова, закусывая солёным миндалём, спешат ко мне. Я выпиваю бокал шампанского и продолжаю:
— Вначале для итальяшки всё складывалось не так уж и плохо. Он продолжает борьбу против Карла Пятого, затем против Филиппа Второго, сына последнего, и одерживает победу. По договору Като-Камбрези нам достаются три епископства, которые мы все хорошо знаем: Метц, Туль и Верден.
— Что касается Вердена, — ворчит Толстяк, — может, не стоило его забирать, мы бы не потеряли столько ребятишек в четырнадцатых — восемнадцатых годах, когда его защищали!
Я киваю, чтобы сделать ему приятное.
— Зато, по условиям того же договора, мы отказались от всех притязаний на Италию.
— И правильно сделали, — обрывает Толстяк. — Если бы Италия была французской, куда бы мы ещё ездили в отпуск?
— Кроме того, французская армия дала взбучку англичанам и вновь завладела Кале!
— Ну вот! — взрывается Берю. — С чего ты взял, что Генрих Второй был лопухом? Даже его старик не сделал столько!
— Он был лопухом в плане религиозных войн, Толстяк!
Прыщавый, который нас сделал своим Лютером, издаёт очень милое блеяние.
— Вольно! — бросает ему Толстяк, который его явно не переваривает.
— Часть Франции обратилась в протестантизм, — напоминаю я. — Под влиянием Кальвина у нас появилась новая религия. Такие великие семейства, как Конде, стали поборниками Реформы. В итоге страна разделилась на два лагеря.