Начала войны Мосес Артурович не запомнил. Неудачное обострение язвы загнало его на больничную койку. Когда сбросили бомбы на Москву, Минск и Новосибирск, он лежал под ножом. Пока ракеты жгли Одессу, Киев и Львов, он жарко бредил и санитарки связывали беднягу простынями, чтобы не навредил себе. По счастью, начальник госпиталя распорядился перевести людей в подвальное бомбоубежище еще при первой тревоге, поэтому у больных был куда больший шанс выжить, чем у здоровых. И Мосес Артурович свои шансы использовал во всей полноте… Смерть любимой Марточки заставила его пожалеть о крепости здоровья, но оставались сын Георгий и дочка Натуся. Сын был следователь, во время неразберихи, оставшейся в хрониках как Смоленская резня, он железной рукой наводил порядок и в итоге оказался в команде военной администрации города. Дочка же всегда была хрупкой, болезненной, а ужас первого дня войны лишил ее речи и уложил в постель — она перестала вставать и почти не ела. Только плакала, когда начали выпадать волосы — роскошные, черные как смоль кудри. Мосес Артурович сам обстриг свою девочку, пообещав, что все отрастет. И ошибся. Волосы выпадали у молодых, старых, здоровых, больных… Кто-то брился наголо, кто-то повадился торговать париками, собранными из загодя срезанной «красоты». В любом случае Мосес Артурович остался без работы. Он был парикмахер. И отец его был парикмахер, и дед, и прадед… Много-много поколений узкоплечих, низкорослых, длинноносых армян с ножницами, бритвами, щетками и секретами — чем освежать кожу, как пускать и останавливать кровь, удалять мозоли, завивать локоны «чипцами», замешивать хну и басму, на чем настаивать репейное масло. А после войны людям были нужны жизнь, тепло, хлеб, оружие и лекарства, тем паче что стричь теперь стало нечего.
По-немецки основательная Марточка оставила семье запасы пищи месяца на четыре. Крупы, чай, сахар, варенье, консервы и сухофрукты. Кое-что можно было попробовать выменять на старинное блюдо и ложки из почерневшего серебра. Сын не ел и почти что не появлялся дома — власть в городе надо было держать, как взбесившуюся собаку — за горло. Мародеры, рейсеры, бандиты, заезжие гастролеры… Ходили слухи, что в Смоленске запасов еды и бензина лет на пять с небольшим. Удивительно даже, с какой скоростью дичали люди, лишившиеся правительства и хотя бы видимости закона. Не прошло и недели после конца войны, как ходить по ночам стало опасно, впрочем, стреляли мало, экономя патроны. Телевидение не работало, радио сходило с ума от радиации, мобильная связь умерла. А вот электричество, воду и канализацию удалось сохранить. Очень много было больных — обожженных, пострадавших от облучения. Тотчас пошел первый виток лучевых болезней, через месяц началась эпидемия собачьей чумы — болезнь мутировала и перешла на людей. В городе перестреляли почти всех собак, но было поздно.