— Завтракать идите.
Из машины полезли заспанные танкисты.
Иванов оглянулся на Москву, посмотрел на Криворучко.
— Ну так что? — спросил он. — Развернем лагерь прямо здесь?
Криворучко закинул ногу на ногу, почесал серую щетину на подбородке и произнес:
— …И назовут это позже «Стояние на реке Москве». Ты готов войти в историю, лейтенант?
— Вляпаться в историю не готов, — быстро ответил Иванов. — А войти — всегда пожалуйста.
Подполковник встал и принялся расхаживать туда-сюда поперек шоссе.
— Русские! — позвали из-за баррикады. — Ну чего вы тут застряли? Почему не отступаете?
Криворучко покосился на лейтенанта.
— Пиндос настучал, — сказал тот. — Зуб даю.
Подполковник заложил руки за спину и хмуро уставился на баррикаду.
— Водки подарим ящик! — крикнули оттуда. — На посошок!
Подполковник щелкнул пальцами. Лейтенант быстро протянул ему мегафон.
— Ну два ящика! — надрывались за баррикадой. — Больше нету, мамой клянусь!
Криворучко задумчиво покачивал мегафоном.
— Два с половиной ящика! Больше точно нету! Только уезжайте уже, Христа ради!
Иванов на башне обидно захохотал.
— Чего-то не нравится мне «Стояние на реке Москве», — сказал подполковник. — Не звучит. И скучно будет смотреться в учебниках. Детям неинтересно такое читать.
— Московская битва? — предположил Иванов.
Криворучко поднял мегафон, направил раструб к баррикаде и рявкнул:
— Эй, чурка! Фамилия!!!
— Два с половиной ящика!.. Бригадный генерал Хухуев!
Криворучко опустил мегафон.
— Спасибо, чурка, — сказал он тихонько. Вернул мегафон Иванову и в ответ на его недоуменный взгляд объяснил: — Не бывает таких исторических сражений, чтобы полководец не знал имени своего врага.
Иванов согласно кивнул и сунул мегафон в башенный люк.
Подбежал вестовой.
— Товарищ подполковник! Там пиндос волнуется. Спрашивает, когда поедем.
— Не поедем, — отрезал Криворучко. — Иди скажи начальнику штаба, что после завтрака я назначил войну с чурками. Пусть готовит приказ. Да, особо отметь — пиндосу об этом знать необязательно.
— Есть! — вестовой просиял лицом и убежал с такой скоростью, что над асфальтом поднялась пыль.
— Гляди, лейтенант, — сказал Криворучко, — как солдат войне радуется. А ты увольняться хочешь.
Иванов опять закурил, смял в кулаке пустую сигаретную пачку и швырнул ее на обочину.
— Может, я передумал.
Из-за баррикады кто-то махал белой тряпкой.
— Московская битва… — мечтательно протянул лейтенант.
— Водки! Два с половиной ящика! — орали за баррикадой. — И бабу! Хотите бабу, русские?! Баба хорошая, не пожалеете!
Криворучко недобро рассмеялся.
— Нет, лейтенант, не битва.