— Сеньоры, умоляю вас, сеньоры... — продолжал твердить де Лириа, жалобно кривя лицо, и Алекс подумал, что он никогда не видел герцога в таком испуганном состоянии.
Но гораздо удивительнее, что он никогда не видел Каскоса в таком приподнятом настроении! На секретаря посольства Алекс привык взирать пренебрежительно, как на фигуру совершенно одиозную, вдобавок обремененную такими пороками, которые не могли вызвать по отношению к нему ничего, кроме ненависти и презрения. Каскос же на человека, в котором видел соперника, всегда посматривал исподлобья, исполненным ревности и зависти взором, и сейчас Алекс с некоторым изумлением встречал откровенно злорадный взгляд полностью уверенного в себе и своих силах человека. Секретарь с видом знатока пробовал острие и крепость своего клинка, щегольски оправлял пышные манжеты, которые высовывались из-под узких рукавов камзола.
Уверенность Каскоса в себе произвела впечатление не только на его противника. Де Лириа взирал на своего любовника примерно так, как нежная прекрасная дама глядела бы на рыцаря, готового защитить ее честь. Роль разбойника, судя по всему, отводилась Алексу, и как ни был он занят попытками взять себя в руки, собраться с силами, все же не мог не усмехнуться: ну наконец-то, кажется, у герцога де Лириа пропала охота домогаться неподатливого дона Хорхе. Воистину, нет худа без добра!
— Начнем, господа, — послышался спокойный голос Кейта, и, мельком бросив взгляд на своего патрона, Алекс опять удивился.
Похоже, Джеймс-Хакоб получал немалое удовольствие от предстоящей схватки! Ну что же, в роли зрителя это было вполне возможно, и если бы Алексу предоставили возможность выбора, он бы с удовольствием поменялся с Кейтом местами, хотя обычно даже предвкушение дуэли будоражило его чуть ли не сильнее, чем свист шпаг, режущих воздух, тяжелое дыхание загнанного противника, вид крови, которая брызнет из сквозной раны...
Он бессознательно коснулся левой рукой горла и, встав в позицию, отсалютовал Каскосу, который уже отдал честь и приготовился атаковать. С первого удара Алекс понял, что имеет дело с неожиданно сильным противником. Каскос явно получил хорошую подготовку, причем обнаруживал знакомство не только с итальянской школой фехтования, которой традиционно следовали испанцы, но и с французской, которая самому Алексу всегда нравилась гораздо больше, потому что давала больше свободы в выборе приемов. Скажем, парадов [39] в итальянской применялось всего четыре простых, во французской же не меньше десятка. Ударов во французской школе тоже было больше, чем в итальянской. Впрочем, в вольном бою школярские тонкости не имели никакого значения, ибо это был бой не просто во имя защиты чьей-то чести. С первых шагов Алекс понял, что Каскос навязывает ему бой не на жизнь, а на смерть.