– Ну, а вот и Оливия... – сказал Блофрант, и голос его при этих словах вдруг дрогнул и он сделал некое телодвижение, словно хотел кинуться прочь, да устыдился, а вместо этого сказал:
– Познакомьтесь, Надежда Васильевна, это новая Помпилия – племянница моя, Варя Нечаева.
Анюте пока еще требовалось некое усилие для того, чтобы не вскидывать изумленно брови при звуках этого имени. А впрочем, у нее были брови так густо намазаны, что не больно-то их вскинешь – отяжелели! Поэтому она спокойно повернулась и сделала книксен подошедшей актрисе. Ее так учили – при знакомстве, особенно с дамами, делать книксен, ну а уж если особа придворная или выше тебя рангом – тут уж без реверанса не обойтись. И хотя Аксюткин явно трепетал перед незнакомкой, облаченной в сверкающее золотом и серебром тяжелое платье (глаз Анюты уже привык к театральщине, и она сразу определила, что золото даже не сусальное, а просто-напросто мишура), Анюта никакого трепета не испытывала. Актерка – существо презираемое. С другой стороны, кто она сама теперь, коли не актерка? Вдобавок незаконнорожденная...
– Помпилия? Экая дылда! – презрительно воскликнула актриса. – Да мне голову надобно задирать, чтобы на нее посмотреть!
В самом деле, она была невысока ростом и субтильна телом. Анюта всегда хотела сделаться пониже и похудее, но уж, как говорится, что Бог дал. Все, что она могла делать, это немножко сутулиться при ходьбе, хоть тетушка и бранила за это. Но сейчас Анюта нарочно вскинула голову и развернула плечи, чтобы казаться еще выше. Что-то было в этой маленькой изящной Надежде Васильевне такого, что раздражало ее и заставляло поступать наперекор.
– Истинно королевская стать, – раздался в это время незнакомый звучный голос, и Анюта увидела перед собой высокого мужчину сказочной, неправдоподобной красоты: с бледно-мраморным лицом, ослепительными черными глазами и такими длинными ресницами, что они более пристали бы сказочной красавице, а не рыцарю, в одежду коего был наряжен мужчина. Впрочем, ресницы, как немедленно обнаружила Анюта, были наклеенными и сильно подкрашенными. – Приветствую вас, прекрасная Помпилия. От души сожалею, что злая воля автора сей пиесы лишила меня счастия ответить взаимностью на вашу пылкую страсть, но мне будет чрезвычайно приятно выслушивать нежные признания из ваших уст.
И он улыбнулся так, что Анютины губы, ставшие большими и толстыми от непомерного количества наложенной на них помады, невольно расплылись в ответной улыбке.
– Максимилиан, храбрый рыцарь французский, – представился он, отвешивая Анюте, а вернее, Помпилии настоящий придворный поклон, и подмел перьями своего плюмажа пол. – В миру Димитрий Псевдонимов...