Тут же откуда-то выскочил Янни и понесся к нему. Он посмотрел вверх с удивлением и нагловато улыбнулся:
– А, это вы, мистер Ломакс.
– А куда это ты так несешься?
– На кухню. – Улыбка на его лице стала еще шире. – Катина попросила меня сказать кухарке, что она может начинать готовить ужин.
– А она на пляже?
Янни кивнул.
– Я помогал ей готовить катер. Она с мистером Ван Хорном пойдут на Крит на субботу. Катина сказала, что она возьмет меня в команду, если я буду хорошо себя вести.
– Так старайся. – Ломакс взъерошил волосы мальчика, а Янни усмехнулся и помчался к дому.
К пляжу вели каменные ступени, зигзагами вырубленные в скале. Ломакс даже немного вспотел, пока спустился вниз. Он пошел по причалу и увидел Катину у изгиба залива.
Она стояла по колено в воде, держа перед собой в руке свернутый в узел подол платья, и смотрела на закат.
В ней было что-то неукротимое, что-то вечное, идущее от древних корней этой земли. Гордые линии ее тела вырисовывались на фоне неба, а золотые блики на поверхности воды вспыхивали вокруг ее обнаженных бедер.
Она повернулась и увидела его, и у Ломакса пересохло в горле. Это было чувство откровения и восхищения, он впервые открыл для себя, как она красива.
Она улыбнулась:
– А вы с Оливером недолго проговорили.
– Почему ты мне не сказала, Катина? – просто спросил он. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, а потом она вышла из воды на песок у подножия скал. Ее туфли и полотенце лежали на старом пледе, она села на него и начала вытирать ноги.
Ломакс присел около нее и закурил. Она протянула к нему руку:
– Не возражаете, если я тоже закурю?
Он, не говоря ни слова, дал ей сигарету, и она молча сделала несколько затяжек.
Немного погодя Катина вздохнула и отбросила сигарету.
– А что вы хотите, чтобы я сказала? Что моя жизнь пропала? Что каждый день для меня – это мучение?
– А разве не так?
– Это было так давно, что мне кажется, что все это происходило с кем-то другим. Во всяком случае, мне повезло. Я забеременела через пару месяцев, и они предоставили меня самой себе.
– А ребенок?
– Выкидыш. – Она пожала плечами. – Он все равно бы не выжил. В то время половина Греции голодала.
– Мне так жаль, Катина, – сказал он. – Ты даже не представляешь, как мне жаль.
– Но здесь не о чем так уж сожалеть.
– Как это не о чем? Вспомни, что тогда говорил отец Иоанн в «Кораблике»? Как люди вроде меня всегда оставляют других расплачиваться за свою славу?
Она покачала головой и твердо произнесла:
– Виновата во всем только война. Я же говорила вам как-то, что это просто черный кошмар, в котором все, что было, ничего не значит.