– И от которого многие люди так и не могут избавиться.
– Вы имеете в виду моего дядю? – Она вздохнула. – Да, я боюсь, что он никогда не сможет забыть все это. Он живет один и весь погружен в воспоминания.
– Как так один? Где?
– На ферме. Он взял ее у меня в аренду сразу же после войны. И проводит там все время, целыми годами. Это не очень хорошо для него.
– Но у него, наверное, есть домоправитель и работники на винограднике и он очень занят?
– Но это только днем. А ночью он предпочитает одиночество.
– А как же бар «Кораблик»?
– Он уже давно взял в компаньоны Николи. Он и Димитрий Парос хозяйничают там.
Ломакс нахмурился:
– А почему Димитрий?
Она пожала плечами.
– Мой дядя всегда чувствовал ответственность перед ним. Его отец был одним из тех, кто погиб в концлагере Фончи.
– И все они ненавидят меня, – с горечью заключил Ломакс. – Все, кроме вас. Почему, Катина? Почему вы так отличаетесь от всех?
Она поднялась и без раздумий сказала:
– Потому что мне не за чем вас ненавидеть.
Она смотрела в море, где солнце наконец скрылось за горизонтом, и Ломакс тоже встал и близко подошел к ней.
– А почему вы так и не вышли замуж? – тихо спросил он. – Такая девушка, как вы, должна была иметь много предложений.
Она медленно повернулась и в оранжевом рассеянном свете напомнила ему Елену, смотрящую на горящую Трою, которая уже никогда не будет прежней.
Ее глаза были словно бездонные темные провалы. Она шепотом произнесла его имя, сделала шаг вперед, и они непроизвольно придвинулись друг к другу. Она притянула руками его голову и поцеловала его, а он поднял ее на руки и положил на плед.
Она заплакала, все ее лицо стало мокрым от слез, его охватило странное чувство, и вдруг словно порывом ветра их подняло и забросило на другой конец времени.
~~
* * *
~~
Потом они шли обратно через сад, держась за руки, словно дети. Льняное платье Катины было сильно измято и в пятнах соленой воды, Ломакс вздохнул и нежно поцеловал ее в щеку.
– Тебе надо бы переодеться перед ужином. Не стоит огорчать Ван Хорна в его годы.
Они прошли через комнату и задержались у начала лестницы.
– Думаю, мне надо принять душ, – сказала она. – Встретимся через полчаса.
Он согласно кивнул.
– Я буду на террасе с Ван Хорном.
Она быстро поцеловала его и ушла, а он все стоял, охваченный какой-то грустью и все еще чувствуя ее аромат.
На какое-то время ему удалось уйти от мира ненависти и насилия и погрузиться совсем в другие чувства. Но то, что он только что испытал там, на пляже, являлось совсем короткой прелюдией к тому счастью, которое он получит, если только ему удастся разрешить эту семнадцатилетнюю тайну. А он уже начал сомневаться, что это вообще возможно.