Золотов засмеялся.
— Ну ты даешь: начал за здравие, кончил за упокой: «Вера в бога, карьеру сделал»… Ладно, не мудрствуй сильно то, тебе это не идет. Давай лучше спать.
Он закутался в куртку и прикрыл глаза. Полковник же раздраженно вздохнул:
— Что спать, опять жратва всю ночь сниться будет, — но все таки так же улегся рядом.
Ночевка под открытым небом в тайге никогда не бывает спокойной. Донимают комары, холод, странные шорохи и постоянное чувство тревоги. Ночной сон состоит из десятков пробуждений и новых погружений в зыбкое состояние устало дремы. В эту ночь еда полковнику не снилась, все какие то мерзкие, неприятные лица стариков и старух, стоящих на паперти большого, красивого собора. Они тянули руки к Степанычу, и просили милостыню тонкими, писклявыми голосами. Одна из старух, самая старая и неприятная, подходила все ближе и ближе, а потом провела костлявыми, холодными пальцами по его глазам.
Степаныч, мгновенно проснувшись, даже подпрыгнул на месте и выругался, настолько мерзким было пережитое им во сне чувство. Ему показалось, что это было в живую, кожа до сих пор хранила на себе неприятное чувство чужого прикосновения. И что- то еще осталось от сна, какой то звук. Он огляделся по сторонам, и увидел как в полуметре от него с тонким писком проскочила небольшая лесная мышь. Вскоре он увидел еще одну, затем сразу двух. Все они сердито и тревожно попискивая бежали в одном и том же направлении.
«Что это они, с ума сошли? — подумал Степаныч. — Прямо на свет костра прут?»
Он перевел взгляд на костер и только тут увидел, что огонь почти потух, слабо тлели лишь две головешки. Несмотря на это для ночи было необычно светло. Полковник вскочил на ноги и ошеломленно замер. И справа и слева, и чуть слабее — сзади от их ночлега пылало зарево лесного пожара.
— Егорыч, вставай, беда! — с этими словами начал он трясти мирно спавшего финансиста. Тот быстро поднялся, оглянулся по сторонам, и все понял.
— Черт! Как же это так? — недоумевал полковник.
— Как-как, просто! Ветер сменился и все. Надо быстрее отсюда sundhr!
Степаныч подхватил с земли свой единственный груз, ружье, и они со всех ног припустились бежать вперед, туда, где еще чернела не подсвеченная пожаром темная полоска ночи.
Золотов, по въевшейся привычке анализировать все события своей жизни, скоро понял как это все произошло. Ветер действительно переменил направление, но на выжженной земле огонь уже не нашел для себя пищи, и скоро потух. Но по края пожара сушняка было более чем достаточно, и он быстро начал продвигаться вперед, постепенно расходясь в ширь, словно стараясь захватить поджигателей в огненное кольцо. Несмотря на близкий огонь в тайге по прежнему царил мрак, и они с треском продирались сквозь дебри сухостоя, рискуя выколоть себе глаза, или распороть сухой веткой горло. Несмотря на то, что Степаныч прикрывал лицо рукой, один из сучков больно полоснула его по щеке, располосовав кожу до крови. Неистово матерясь полковник шел впереди шефа, и хотя тому доставалось так же по полной мере, все-таки артиллерист рисковал гораздо больше. Взобравшись на небольшой пригорок Степаныч совершенно неожиданно полетел куда то вниз, при приземлении очень больно ударившись копчиком о землю. Он болезненно вскрикнул и застонал.