— Ты в самом деле считаешь, что он хочет сделать его одним из нас ради этих своих опытов? — уставив на Эшера круглые демонские глаза, спросила Джамиля Байкус — или, как она звала себя сама, Байкус Кадинэ, — тонкая, словно трость, и впрямь похожая на сову (именно так переводилась ее кличка). Половина волос ее была заплетена в косы, уложена и унизана гребнями. Другая половина свободно свисала до пояса. На шее вампирши висело ожерелье, снизанное из бриллиантов и крысиных костей. — Это так, инглиз? — Ее твердый ледяной палец уперся снизу в подбородок Эшера. Ростом Джамиля была не выше двенадцатилетней английской школьницы.
— Он велел, чтобы мы не задавали ему вопросов. — Это вмешался Харалпос, одноглазый крепыш, бывший когда-то янычаром. На шее у него болтался шарф из нежной ткани, грязный, засаленный, весь в темных пятнах.
— А велел ли он, чтобы я не задавал вопросы вам? — Эшер когда-то изучал персидский и арабский и приблизительно понимал, о чем они говорят между собой.
Зардалу с недобрым восхищением выгнул брови дугами и обнажил в улыбке клыки:
— О, какой умный инглиз! Конечно, ты можешь задавать нам вопросы. Все мы слуги нашего Бессмертного Господина!
— Он требовал тишины, — настаивал Харалпос. Темнокожий Хабиб и пышная молчаливая русская девушка Пелагея беспокойно шевельнулись. Эшер знал, о ком говорил янычар и что остальные действительно имеют повод для беспокойства.
— Он сказал: тихо идти, как дым. Нам не поздоровится, если этот неверный закричит.
— Если я закричу, добра мне это не принесет, — заметил Эшер и повернулся к Зардалу, который казался ему самым опасным из них. — Так что это за дастлах?
Слово дастлах означало нечто связанное с наукой. Так можно было назвать все: от астролябии до химического эксперимента.
— Откуда мне знать, инглиз? Бессмертный Господин забрал вход в подземелье серебряной решеткой, он накрыл это место и весь город своей силой, затуманил его, мешая нам даже думать об этом дастлахе. Но мы чувствуем холод льда в усыпальнице, мы чувствуем запах нафты и алкоголя… Слышим шаги рабочих, когда спим. Он думает, мы не слышим?
— Идем, — нетерпеливо сказал Харалпос. — Немедля. Он двинулся, но Зардалу взял его за руку.
— Наш друг Джеймс… Можно мы будем звать тебя Джеймсом, инглиз? Так вот наш друг Джеймс заверил нас, что не будет кричать. Если он убежит или хотя бы попытается убежать, Бей нас строго накажет… Нет, убить — не убьет… — Костяшки его пальцев прошлись по шраму возле уха Эшера. — Но кое-каким неприятным опытам с горячим песком или водой подвергнет. — Его красные ногти внезапно ухватили мочку уха Джеймса и принялись сдавливать — крепче и крепче. Эшер от боли стиснул зубы. Но когда уже казалось, что Зардалу сейчас разотрет мочку в пальцах, хватка разжалась. Открыв глаза, Эшер увидел довольную клыкастую улыбку. — Ты ведь не будешь убегать, правда?