Четыре года жизни в Ростове это, конечно, не только познавательный, учебный процесс, но и время нашего возмужания, формирования нас как личностей, расширения жизненного кругозора и накопления житейского опыта.
Из воспитанников нашей 3-й батареи МАПУ в Ростов были распределены человек семь-восемь (Юра Проклов, Юра Тарелкин, Саша Кулаков, Женя Гайван, Виталий Дождев), из которых только я и Виталий попали вместе на один факультет, остальные были распределены по другим факультетам, хотя на первых порах, пока мы жили в казарме, это нас особо не отягощало. Первое время мы старались кучковаться вместе, нас как бы дух и традиции МАПУ оберегали от сложностей и неожиданностей нашей новой жизни. В последующем, по мере втягивания в учебу, стали формироваться уже группки и компании по факультетским интересам. Но это потом. А на первом курсе, когда учебные дисциплины для всех факультетов были практически одинаковыми и при этом первые курсы всех факультетов жили в одной огромной и неуютной казарме, мы частенько собирались и вспоминали с грустинкой о нашем МАПУ, о наших офицерах и преподавателях, о нашей милой, беззаботной школьной жизни. Но и в нашей теперешней ростовской действительности все чаще и чаще появлялись новые аспекты, которые со временем не оставляли места для грусти и воспоминаний о прошлом. Ну действительно, когда же здесь грустить, когда некая загадочная личность ходит по казарме, собирает с каждого из нас по рублю, обещая вечером показать фильм из серии «Взято в качестве трофея…» И верно, где-то уже после отбоя появляется передвижная киноустановка, мы, в нижнем белье и завернутые в одеяла (в казарме жуткий холод!), тесной кучкой рассаживаемся между рядами наших двухъярусных коек в ожидании чего-то прекрасного и волнующего. Как правило, предчувствие нас не обманывало. «Серенада Солнечной долины», «Сестра его дворецкого», «Большой вальс» — вот далеко не полный перечень фильмов, которые мы с восторгом смотрели в холодной казарме после отбоя. Не дремали и политработники. Как уличные зазывалы, они старались нас чем-то увлечь, агитируя за разнообразные кружки и секции. Поддавшись их агитации, а также учитывая, что нас поначалу вообще долго не пускали в увольнение, многие из нас, и я в том числе, решили от нечего делать записаться в хор (мужской, естественно). Руководила этим хором молодая, очень энергичная и увлеченная своим делом девушка. На первые занятия хора мы шли чуть ли не в приказном порядке под контролем курсового офицера. Но потом как-то незаметно и, в общем-то, к нашему всеобщему удивлению, мы не только стали с энтузиазмом посещать спевки, но и задерживались сверх отведенного времени. Эта маленькая девчушка сумела заразить нас своей любовью к музыке, заставила нас учить ноты и даже петь по ним! Когда мы уже достаточно хорошо спелись и выступали как единый музыкальный коллектив, подчиняющийся беспрекословно дирижерской палочке нашего кумира, нас стали выпускать в эфир. Местный, конечно. Вершина нашего мастерства — «Ноченька» Даргомыжского. Достаточно сложное сочинение на несколько голосов. До сих пор испытываю чувство почти профессиональной гордости, вспоминая, как с умилением слушал трансляцию Ростовского радио с записью нашей «Ноченьки». Для многих это было первое приобщение к музыкальной культуре. Но как-то со временем хор почему-то распался, и мы, его участники, демонстрировали свои вокальные возможности уже частным порядком, в основном за праздничным или дружеским застольем. Все последующие годы, когда мне приходилось попадать в общество любителей музыки, я всегда находил возможность небрежно вставить фразу о том, что мне, мол, приходилось исполнять сложные произведения Даргомыжского, а если было к месту, то и демонстрировал пару «ля» все из той же «Ноченьки >. И сразу становился среди музыкантов своим человеком.