Она прижала ко рту дрожащую руку.
— Довольно! — повысил голос Эйса, чтобы заглушить спор братьев. — Виноват Уинтер или не виноват, Темперанс с ног валится от усталости. Отошлем ее в кровать и затем продолжим наш разговор. Что бы ни происходило, ясно, что она больше не может встречаться с этим лордом Кэром.
— Согласен, — сказал Уинтер, не глядя на Конкорда.
— Естественно, — с важным видом кивнул старший брат. Удивительно, на этот раз все ее братья пришли к согласию.
— Нет.
— Что? — посмотрел на нее Эйса.
Она встала, для устойчивости упершись ладонями в столешницу. Любое проявление слабости в этом вопросе было бы губительным.
— Нет, я не перестану встречаться с лордом Кэром. Нет, я не откажусь от поисков покровителя.
— Темперанс, — предостерегающе шепнул Уинтер.
— Нет. — Она покачала головой. — Если моя репутация, как утверждает Конкорд, уже скомпрометирована, то какой смысл отказываться? Чтобы сохранить приют, требуется покровитель. Вы можете осуждать лорда Кэра и мою добродетель, но вы не можете оспаривать факты. Более того, ни у одного из вас нет толкового решения.
Она перевела взгляд с усталого, осунувшегося лица Уинтера на проницательные глаза Эйсы. И, наконец, на недовольную физиономию Конкорда.
— Есть оно у вас? — снова потребовала ответа Темперанс. Конкорд шумно вышел из комнаты.
Темперанс перевела дыхание, чувствуя, как начинает кружиться голова.
— Думаю, этого ответа достаточно. А теперь извините меня, я иду спать.
Она повернулась, собираясь с торжеством покинуть комнату, но ее остановила появившаяся на пороге фигура.
— Прошу прощения, мэм, — тихонько произнесла Полли.
Кормилица держала в руках сверток, при виде которого у Темперанс сжалось сердце. Нет, она не выдержит еще одной сердечной боли. Особенно сейчас.
— Боже мой, — выдохнула Темперанс. — Она?..
— О нет, мэм, — поспешила успокоить кормилица. — Это совсем не то.
Она отогнула уголок одеяльца, и Темперанс увидела ярко-синие глаза, с любопытством смотревшие на нее. Радость была так велика, что Темперанс едва слушала слова кормилицы.
— Я пришла, чтобы сказать вам, что Мэри Хоуп, наконец, начала есть.
Говядина подгорела.
Сайленс помахала над дымившимся мясом полотенцем, пытаясь развеять едкий запах; Глупая. Глупая. Глупая. Ей следовало больше заботиться об обеде, вместо того чтобы сидеть, глядя в пустоту, и с тревогой думать о будущем. Сайленс прикусила губу. Дело заключалось в том, что было невероятно трудно не думать о бедах.
Дверь распахнулась, и вошел Уильям. Сайленс в ожидании посмотрела на него, но сразу же поняла, что он не вернул груза. Его лицо исказилось от волнений и побледнело, что было заметно даже под морским загаром. Рубашка была смята, галстук съехал набок, как будто Уильям нервно дергал его. За несколько последних дней ее муж словно постарел.