Олег: Врачи сказали, что жить мне осталось недолго. Операцию плохо сделали в полевом госпитале. Перитонит начинался.
Эля: Из Грозного его перевезли в Ростов. Там он три дня лежал весь в трубках… Наконец мне сообщают, что его привезут в Москву. Состояние Олега было крайне тяжелое. Но меня, мать и отца Олега, который только недавно перенес инфаркт, дезинформировали. Думали, что так гуманнее.
А увидела я Олега первый раз по телевизору. Стояла на кухне, гладила сыну Алеше рубашку в школу… Вдруг в новостях Олега показывают. Он в реанимации, весь в трубках. Я как закричу. Мама Олега была в комнате с Алешей. Прибегает на мой крик. «Олега показывали, — говорю. — Я видела, что он жив». Через два дня его привезли на военном самолете. Носилки на полу стояли. Это в его-то состоянии!
Олег: Самолет ранеными был забит…
Эля: Ко мне приехал Арцибашев, сослуживец Олега: «Эля, я встретил в аэропорту твоего мужа». — «Как он?» — «Да ничего, нормально». — «Когда к нему можно?» — «Завтра нет, наверное. Врачи говорят, что перелет наложил свой отпечаток. Ему отдохнуть надо».
Олег: А встреча была «теплая». Самолет приземлился, открывается рампа, всех начинают вытаскивать. Я лежу весь в трубках. Кто-то в темноте случайно зацепил меня, и все дренажи вылетели. Занесли меня в санитарную машину. Там молодая девчонка, медсестра. А из меня желчь и кровь льется на пол…
Эля: В воскресенье нам разрешили его навестить в реанимации. Врачи предполагали, что эта наша встреча может оказаться последней. У Олега начинался перитонит, интоксикация. Первое впечатление у врачей в нашем реутовском госпитале было: «Не жилец». Но об этом я позже узнала.
Идем мы по коридору: я, мой брат, мама и отец Олега. Алешу мы с собой не брали. Вообще, Алеша держался молодцом. Я думала, это несчастье скажется на успеваемости сына. Но учился он по-прежнему на «отлично». И в школе о том, что отец ранен, так никому и не сказал…
Так вот, в коридоре больницы брат встречает своего знакомого врача. Врач спрашивает: «Куда вы?» — «К Олегу Кублину». — «К Олегу? Ой, тяжелый Олежка, тяжелый. Трудно сказать, что будет». Для меня это был удар. Мне ведь все время твердили, что он в состоянии средней тяжести… Руки и ноги у меня сделались ватными, и в таком состоянии я должна была заходить к Олегу. Нетрудно сказать, что испытывали мать и отец Олега, которые тоже все слышали.
Нам навстречу выбежал врач. «Значит так, — говорит, — заходим по одному. И не дай бог слезы, истерика. Ни в коем случае! Если будете показывать свою слабость, лучше не входите, не впущу».