— О чем же?
— Я все время вспоминаю того толстого полковника на вороной кобыле. Я все время твержу себе, что это несправедливо: почему он на ней ехал, а не я?
— Вокруг одна несправедливость, мой лейтенант, — сказал солдат, сгибаясь под тяжестью ранца. Его руки были замотаны шарфом, тряпкой был замотан и курок ружья. — Разве император заслужил такое? Почему этот чертов русский царь не капитулировал? Мы его разбили? Да или нет?
— Да, бравый капрал.
— Эх, господа лейтенанты, вам ли жаловаться? Вы молоды, в расцвете сил. А мне уже сорок пять. Я записался в армию добровольцем, спасать Республику от опасности. Прошел Вальми, Италию, Египет, был под Аустерлицем. Да, я видел восходящее солнце наших побед. А теперь все изменилось. Наступили холода.
— А почему ты не в Старой гвардии, с твоим-то послужным списком?
— Старая гвардия — дело случая. ОН меня ни разу не заметил. Наши пути не пересекались. Я никогда не был там, где проезжал император. Чуть раньше, чуть позже, но никогда вовремя.
— И тебе никогда не предлагали войти в Старую гвардию?
— Какое там! Командиры держались за меня. Я тянул всю службу. Мне не было равных по опыту. На службе, в наряде — я кремень. Пристрелю генерала, если он не скажет пароль. А кто воспитывает новобранцев? Посмотрели бы вы на меня, когда я ими командую. А дисциплина у меня… Но есть один недостаток…
— Бутылка?
— За кого вы меня принимаете? Нет, мой лейтенант, неграмотный я. Могу только свое имя написать. Поэтому нашивки, эполеты — все другим. Прямо беда. Скажите, разве это справедливо?
Снова повалил снег. Ветер становился все более пронзительным и обжигающим. Еловые ветви сгибались под непосильной тяжестью. Иногда они сбрасывали снежную шапку и облегченно взмывали вверх темными мохнатыми лапами или, словно надорвавшись, ломались с сухим треском, похожим на звук треснувшей на морозе стали. В короткий момент затишья снова послышалось бормотание солдата:
— От самой Москвы несу свое имущество. На моем ружье нет ни пятнышка ржавчины и на тесаке тоже. Патронная сумка полна пороха и пуль… Я их набрал у мертвых. Ох, как давно это было! Как далеко мы ушли! Ноги стер до костей…
Лейтенанты обменялись взглядами. Подхватив солдата с двух сторон, они усадили его в седло.
— Ребята! — воскликнул тот растроганно. — Я этого не забуду! Вот что я называю истинным солдатским братством. Жаль, что ОН не видит. ОН бы оценил.
Из осторожности они придерживали лошадь. Солдат не был кавалеристом и мог свалиться. Он сидел, нахохлившись, в седле и был похож на дрожащую, ощипанную курицу. Легкие, искрящиеся перья снега летали вокруг. Внезапно перед ними возникли грозные силуэты марширующих солдат. Они шли сомкнутыми ровными рядами, словно на параде, и над колонной стоял какой-то рокот, должно быть, это была походная песня.