Молодой человек уже встал со скамьи и теперь с непроницаемым лицом оправлял сюртук и шейный платок.
— Не знаю. Мне нужно идти.
Желудок Китти болезненно сжался.
— Идти? Куда? А как же я?
Хью бесстрастно взглянул на девушку:
— Возвращайся назад и попытайся сделать вид, что ничего не случилось. Возможно, она никому ничего не скажет.
Китти не верила своим ушам. Ида Омсби слыла одной из самых гнусных и мстительных сплетниц.
— Но почему мы не можем выйти отсюда вместе? Мы могли бы сказать маме, что собираемся пожениться.
Хью смахнул с рукава сюртука сухой лист. Он не поднимал на нее глаз.
— Мне жаль, Китти. Но я вовсе не собираюсь жениться.
Внезапно Китти ощутила пугающий приступ головокружения.
— Но я думала…
— Я знаю, что ты думала. — Хью наконец поднял на нее глаза. — Послушай, ты чудесная девушка, но меня вовсе не воодушевляет перспектива обзавестись женой. Очень жаль, но мне больше нечего сказать.
С этими словами Хью обошел Китти и направился к дому.
Китти стояла в беседке на протяжении нескольких секунд, показавшихся ей вечностью, а потом поплотнее запахнула шаль. Вечер был по-прежнему теплым, но Китти внезапно замерзла. Колючий холод, который, казалось, просачивался откуда-то изнутри, пронизал все ее тело. Она судорожно вдохнула, а потом вышла из беседки и направилась назад к гостям.
Однако, достигнув лужайки, она замедлила шаги, а потом и вовсе остановилась, потому что лица всех без исключения присутствующих были обращены к ней.
Китти села на кровати, ритмично поглаживая рукой белое покрывало. Она по обыкновению проснулась в семь часов, вымыла лицо и руки холодной водой и уже оделась, когда Дина, служанка матери, постучалась в дверь спальни, а потом внесла поднос с завтраком, состоящим из омлета и чая.
— Ваша мама сказала, чтобы вы остались в своей комнате, мисс Китти, — извиняющимся тоном произнесла Дина, бросив на нее полный сочувствия взгляд.
Китти кивнула. Должно быть, Дина уже знала о том, что произошло вчера. После возвращения из гостей мать разговаривала с ней на повышенных тонах. Сразу после появления Китти на лужайке ее запихнули в двуколку и отвезли домой. Эмили была бледной и молчаливой как никогда, и все же она дождалась, пока они с Китти окажутся дома, и только потом взорвалась. Она выплеснула свой гнев, подтвердив, что Ида Омсби во всеуслышание поведала о том, что увидела в беседке. После этого Китти отослали в ее комнату, строго-настрого приказав оставаться там до тех пор, пока ее не позовут.
Всю ночь она провела в слезах, сидя возле окна и глядя на залитый лунным светом сад ничего не видящими глазами. Китти очень проголодалась, а мать не прислала ей ужина, но спазмы пустого желудка были ничто по сравнению с острой обжигающей агонией, охватившей все ее существо когда она наконец поняла, как подло и низко ее предали.