С рассветом снова ударил барабан, и гребцы дружно взялись за весла. В этот раз грести пришлось против ветра, сила волны, давящей на тяжелую лопасть весла, была такой, что у Томаса не осталось ни сил, ни желания думать о чем-то, кроме звучавшего в ушах ритма. В редкие минуты, когда пытливый разум брал верх над животной усталостью, он пытался подсчитать, сколько невольников успеют перепилить кандалы в следующую ночь. Освободиться должны две трети гребцов, иначе нет смысла что-то затевать: абордажная команда, вооруженная ятаганами, в момент покрошит их в начинку для кулебяки. По всему выходило, что грести ему полные сутки, а то и все двое.
* * *
Утром Кэти проснулась отлично отдохнувшей и, как ни странно, в прекрасном настроении. Она с удовольствием умылась ароматной розовой водой. На завтрак подали пресные лепешки, которые следовало макать в хуммус – густой соус, который, как объяснила Лайла, готовился из нута (турецкого гороха) и молотого кунжута, приправленных ореховым маслом, чесноком, жгучим перцем и лимонным соком; и баба-гануш – пюре из баклажанов и того же молотого кунжута, приправленное все теми же оливковым маслом, жгучим перцем и чесноком. С непривычки Кэти показалось, что она наглоталась огня и ее внутренности горят, но мягкий шербет успокоил огонь, а сладкий десерт вполне примирил ее с жизнью.
После завтрака Лайла присела на ковре, скрестив ноги. Такая поза не вызывала у нее никакого неудобства. Вчера Кэти из любопытства попробовала посидеть так же и через несколько минут взвыла от мучительных судорог.
С загадочным видом Лайла пригласила гостью присоединиться к ней. Кэти подошла, скрывая нахлынувшее беспокойство. Лайла явно что-то задумала. Турчанка (Турчанка ли? Чем больше Кэти смотрела на женщину, тем больше сомневалась в ее происхождении. Да и по-французски она говорила не хуже, чем «дорогой супруг» Этьенн) поставила на пол между собой и Кэти резную шкатулку из ореха и достала оттуда небольшую миниатюру на эмали. На ней был изображен мужчина: молодой, в непривычной одежде. У него было приятное, тонкое лицо, глубокие темные глаза, напоминающие глаза Лайлы, прямой нос и твердый, слегка раздвоенный подбородок.
– Это мой сын, Хамид, – с гордостью проговорила женщина, – он – меч в руке Аллаха. Скажи, разве он не красив?
– Красив, – согласилась Кэти, ничуть не погрешив против истины, молодой человек был и впрямь хорош.
– Он не только красив, но и умен: говорит и пишет на трех языках, играет в шахматы. В поединке на саблях ему нет равных. Этой осенью Хамид был принят во дворце султана и в знак высочайшей милости получил перстень с его руки.