— Ты можешь научиться и найдешь их очень интересными.
— В Розенау очень небольшой двор, это совсем другое дело.
— Твой дядя Георг IV приглашал таких людей.
— Его считали очень вульгарным. Он был непопулярен, ты знаешь.
— У него, должно быть, собирались очень интересные люди.
— А мне казалось, что ты счастлив. Он нежно поцеловал мне руку.
— Моя маленькая, ты — прелесть, но мне просто не хватает других занятий.
— Милый Альберт, как тебе может чего-нибудь не хватать?
— Видишь ли, у тебя твоя работа, бумаги, беседы с премьер-министром. А я… я просто так. Я бы хотел помогать тебе.
— О как ты добр! Но ты же знаешь, сколько обязанностей у королевы — мне приходится обсуждать государственные дела, принимать решения, подписывать различные документы.
— Я хочу, чтобы ты поняла — я здесь, чтобы помогать тебе.
— Милый Альберт!
Я подумала, что у него действительно нет никаких обязанностей, а Альберт был не из таких людей, кто жил только развлекаясь.
Приехал лорд Мельбурн и привез мне на подпись бумаги. Мне пришла одна мысль, и я позвала Альберта. — Дорогой, — сказала я. — У меня есть работа. Ты мне не поможешь?
— С огромным удовольствием, — отвечал он с просветлевшим лицом.
— Вот и чудесно. Пойдем в кабинет. Он сел рядом со мной.
— Что это за бумаги? — спросил он, взяв их. Я осторожно забрала документы из его рук.
— Их принесли мне на подпись.
— О да, я понимаю. Но каково их содержание?
— Я обсудила все с лордом Мельбурном. Мне осталось их только подписать. Протянув ему промокательную бумагу, я сказала:
— Вот, мой милый, я буду подписывать, а ты промокать.
Я поставила свою подпись и пододвинула лист Альберту. Я не могла понять выражения его лица, но мне показалось, что в нем было заметно некоторое раздражение, которое он тщательно сдерживал.
Вскоре я стала чувствовать себя плохо, меня тошнило, особенно по утрам. Лецен наблюдала за мной с понимающим видом.
— Может ли это быть? — сказала она. — Так скоро? Мне пришла в голову мысль, от которой я пришла в ужас, — я беременна. Пожалуй, этот страх можно объяснить тем, что тогда материнские чувства не были мне свойственны, и перспектива иметь детей испугала меня. Я думала больше о предстоящих мне испытаниях, чем о результате. Я любила детей, когда с ними можно было разговаривать, но к младенцам у меня никаких чувств не было.
Разумеется, я понимала, что должна исполнить и этот долг королевы — иметь детей. Но мне не хотелось думать об этом… во всяком случае пока.
Я никогда не забывала принцессу Шарлотту, так влюбленную в дорогого дядю Леопольда, — она умерла от родов.