На выходные на дачу приезжали родители. Как-то раз, уже в августе, помогая матери разбирать привезенную из Москвы сумку, Лариса почуяла в ее недрах запах копченой курицы и, побледнев, присела на стул как можно дальше от источника запаха. На следующий день она не смогла завтракать, чувствуя сильнейшее отвращение к аромату масла, на котором жарилась еда. Вообще она с удивлением отмечала, что у нее меняется вкус: она просто видеть не могла прежде любимые ею свинину и колбасы, зато жадно набрасывалась и за один присест съедала здоровенную редьку, едва успев посыпать ее солью.
— Ты у нас совсем вегетарианкой стала, дочь! — шутил отец.
Мать никак не прокомментировала происходящие с дочерью перемены, но в следующий свой приезд молча протянула Ларисе тест на беременность. И на следующее утро с опустошенным лицом выслушала результат.
Сама же Лариса испытывала более чем странное для той ситуации, в которой она оказалась, чувство. При взгляде на роковую вторую полоску, проступившую на тесте, которая должна была бы резануть ее по сердцу ножом, Лариса вдруг увидела иглы своих любимых средиземноморских пиний. А пинии склонялись над дорогой вдоль ночного парка, по которой они с Виталием шли в один из тех трех дней. Из стоящего поодаль кафе доносилась народная греческая музыка, которая становится такой однообразной в записи и так проникновенно звучит вживую на родной земле. У входа в парк были выставлены причудливые авангардные скульптуры, рядом с которыми тусовалась веселая богема, в отдалении, высоко на скале, светился щедро освещенный Акрополь. А сама она, пребывающая в счастливом неведении и не желающая ни на секунду заглянуть в будущее, обеими руками обнимала согнутый локоть своего возлюбленного и прижималась головой к его плечу. Той ночью для нее сияло затмевающее свет Акрополя над Афинами солнце.
— И что же теперь делать? — скорбно спросила мама, нарушая молчание.
— Я буду учить его танцам, — с пронзительным смехом и дрожью в губах ответила дочь. И сдавленным голосом добавила: — Пусть радуется жизни, солнышко мое…
А ведь если прервать то, что называется полетом воображения, то сбитый на землю жалкий комочек из мечты и надежды окажется просто смешон. Она сама будет первой, кто посмеется над этим неудачливым зародышем счастья, которому ни за что на свете не развиться и не шагнуть в жизнь. В ее жизнь. Ее единственную жизнь.
Да, говорят, даже есть научные или околонаучные теории, утверждающие, что мысль материальна. Говорят, если думать о чем-то с отчаянным упорством и постоянно представлять себе это во всех подробностях, то излучаемая твоей душой энергия накапливается в каких-то неведомых небесных запасниках. А затем, в один прекрасный миг, количество переходит в качество, и колоссальная масса желания притягивает к тебе то счастье, о котором всегда мечталось.