— Ну, слава богу! — ухмыльнулся Бен. — А то ты второй день такой тихонький да благостный — прямо не узнать!
— Уж такой я обычно монстр! — буркнул Ник. Ругаться ему не хотелось, но оставлять подобные реплики без внимания тоже нельзя было.
Бен не ответил, продолжая ухмыляться, и, лишь уложив Ника в постель, поинтересовался:
— Мне через пару часов прийти — или ты сам позвонишь?
— Позвоню.
Нэнси прибежала, едва он позвал, — в халате, с распушившимися, тщательно высушенными феном волосами — так и хотелось запустить в них руку. Уже не стесняясь, забралась с ногами на кровать и уселась, весело глядя на него сверху.
И ему тоже стало весело и как-то очень легко на душе — не осталось ни малейшего ощущения неловкости. Даже коляска, стоявшая в углу, уже не казалась уродливым монстром — ну стоит и стоит себе — и не было неприятно, что Нэнси может увидеть ее...
— Ну что? — спросила она, наклонив набок голову.
— А вот что! — Одним рывком он повалил ее на кровать, развернув спиной к себе, и прижался, нашаривая впереди пуговицы. Она забилась, пытаясь повернуться к нему, и Ник притиснул ее сильнее, зарывшись лицом в волосы на затылке.
— Лежи так... я сам хочу...
Приподнял ее, стаскивая с плеч халат и нетерпеливо целуя освободившиеся места, — и только потом развернул к себе. Его рукам, способным без труда поднять двести фунтов, она показалась маленькой и легкой, как кукла.
— Ну что? — спросил теперь уже он, глядя в оказавшиеся совсем близко веселые светло-карие глаза, почувствовал легкий запах мяты — и рассмеялся, внезапно вспомнив дурацкую мятную конфетку, которую съел в то утро, когда впервые ждал Нэнси в своем доме.
— Ты очень красивый, — неожиданно сказала она. — А когда улыбаешься — особенно. — Осторожно провела пальцами по его брови, скользнула по щеке.
— Я знаю... — Получилось нахально и самонадеянно, хотя Ник и правда это знал. Когда-то у него не было отбоя от девушек и привлекательная внешность помогла ему раздвинуть немало ножек. — Мама часто смеялась и говорила, что по каталогу самого красивого выбирала, — объяснил он усмехнувшись.
Он понимал, что, наверное, нужно сказать ей тоже что-то в этом роде, какой-то комплимент, — но слова прозвучали бы неискренне. Нэнси не была красивой, не была некрасивой — и эти, и любые другие определения казались тут неуместными. Она была — его, вот и все.
Поэтому вместо слов Ник нагнулся к ней и принялся целовать ее, не приникая к ее губам всерьез, а лишь очерчивая их контур нежными прикосновениями.
Только очертить этот контур было трудно, потому что губы эти то приоткрывались, заманивая и соблазняя, то пытались ответить на его поцелуи. Руки Нэнси легли ему на плечи, скользнули по спине и ушли ниже... словно на другую сторону луны, туда, где он больше не мог их чувствовать.