— Конечно. Буду просто счастлив… если Миранда не возражает.
— Конечно же, нет… Джон. В конце концов, Люси говорит, что вы ей почти что кузен, так что, я полагаю, это роднит и нас некоторым образом.
Миранда находилась в полной растерянности от такой перемены в его отношении к ней. До сих пор он, казалось, был ее заклятым врагом, но, похоже, все изменилось. Сначала прекрасные розы, а теперь любезность, которую он проявил, притворившись, что ему хочется называть ее по имени. Правда, он всегда сохранял видимость вежливости в обращении с ней в присутствии ее родственников, но сегодня он говорил таким тоном, что почти убедил ее в своем желании подружиться с ней.
Как это отличалось от его прежнего отношения! Но, может, как следует поразмыслив над сложившимися обстоятельствами, он пришел к выводу, что, хотя она и желает сохранить свои писательские занятия в тайне от родственников и светского общества ради Люси — других причин скрывать это у нее никогда не было, — в этом, в конце концов, вовсе нет ничего дурного?
Она по-прежнему удивлялась, как он мог узнать о том, что она пишет романы, но решила не спрашивать его об источнике информации. Может, он просто случайно услышал, как ее имя упомянули в связи с ее книгами. Хотя у него, несомненно, должен быть широкий круг знакомых, непонятно все же, каким образом он мог познакомиться с кем-то, связанным с издательскими делами.
Она не раз об этом размышляла и не раз ее убеждали, что никто, кроме ее издателей, не знает ее имени. Оба джентльмена заверили ее, что оно неизвестно никому из работающих у них. Но в данный момент достаточно и того, что он не говорит об этом в присутствии других.
— Вот видите, Джон, — говорила Люси, направляясь в гостиную, где леди Смолвуд в ожидании своей подопечной пыталась вести вежливую беседу с мисс Огастой, — это было не так уж и трудно.
— Совершенно не трудно. Я ждал лишь разрешения называть ми… Миранду по имени.
— Как будто вам нужно разрешение. Вы часть нашей семьи, так же, как и Миранда, и можете поступать соответствующим образом. И, — она задрала носик и покружилась на месте, показывая, какой важной почувствовала себя после успеха вчерашнего вечера, добившись, правда, лишь того — как подумал Джонатан, — что стала со своим важничаньем еще большим ребенком, чем обычно, — если вы оглядитесь вокруг, то, может быть, заметите, что не вы один прислали нам цветы.
— Да уж, вижу. — Он тут же шагнул к букету полевых цветов и фыркнул, прочитав карточку. — Ну, конечно же, Бруммель. Можно было бы догадаться, и не глядя в карточку. Он, несомненно, хотел бы, чтобы вы решили, будто он собрал их для вас своими собственными руками, чтобы послать, пока на них еще не просохла роса, но не верьте ничему подобному, ибо Красавчик никогда не рискнет запачкать носки своих белых туфель или пожертвовать их ослепительным блеском.