Без четверти девять я уже сидел в комнате для допросов, как две капли воды похожей на ту, в которой недавно говорил с Мэри Вагнер. На сей раз охранники привели ее вовремя — с точностью до минуты. Видимо, несколько дней бесплодных допросов возымели свое действие.
Войдя в камеру, Мэри даже не взглянула в мою сторону и стала ждать, пока офицер прикует ее наручниками к столу.
Покончив с этим, охранник остался в помещении и занял пост возле двери. Это был не самый лучший вариант, но я не стал спорить. Может, в следующий раз мне удастся смягчить режим.
— Доброе утро, Мэри.
— Здравствуйте.
Ответ нейтральный — она просто следовала тюремным правилам. Глаза по-прежнему смотрели в сторону. Я подумал, не сидела ли она раньше за решеткой. И если сидела, то за что.
— Для начала хочу объяснить вам, зачем я здесь, — произнес я. — Мэри, вы меня слушаете?
Никакой реакции. Она только беззвучно сжимала и разжимала губы, упершись взглядом в стену. Я почувствовал, что она слушает, но не показывает виду.
— Вы уже знаете, что против вас собрано много улик. Вам также известно, что у нас есть определенные сомнения насчет ваших детей.
Мэри подняла голову, и ее взгляд стал буравить мне макушку.
— Тогда нам не о чем говорить.
— Наоборот. — Я достал карандаш и положил на стол листок чистой бумаги. — Я подумал, что вы захотите написать письмо Брендану, Эшли и Адаму.
В лице Мэри что-то дрогнуло, и на мгновение я узнал в ней прежнюю женщину. Во взгляде сквозило знакомое выражение тревоги и беззащитности. В такие минуты было очень трудно не испытывать к ней сочувствия — что бы она ни натворила прежде.
— Я не имею права снять с вас наручники, — продолжил я, — но вы можете передать мне все, что хотите сказать своим детям. Я запишу слово в слово.
— Это какой-то трюк? — спросила она таким тоном, будто умоляла ответить «нет». — Это только трюк, да?
Я старался тщательно выбирать слова.
— Нет, не трюк. У вас есть шанс обратиться к своим детям и сказать им все, что вы сочтете нужным.
— И полиция это прочитает? Она прочитает письмо?
Меня восхищала ее реакция — смесь бурных чувств и строгого самоконтроля.
— Весь наш разговор записывается, — напомнил я. — Можете этого не делать, если не желаете. Это ваш выбор. Решайте сами, Мэри.
— Вы были у меня дома.
— Да.
— Вы мне понравились.
— Вы мне тоже понравились, Мэри.
— Значит, вы на моей стороне?
— Я на вашей стороне.
— На стороне справедливости?
— Надеюсь, что так, Мэри.
Вагнер обвела глазами комнату, не то обдумывая мое предложение, не то подыскивая нужные слова. Потом она повернула голову. Ее взгляд устремился к белому листку.