Она, кажется, начинала понимать, что ее обеспокоило. Та легкость, с которой Ференц пустил в ход силу для устранения препятствия в лице соперника. Привычно и не глядя на нее. Без учета ее реакции, без всякой просьбы с ее стороны. Просто подошел, хладнокровно вывернул руку и спустил по лестнице после краткой нотации и угроз. Слишком привычно. А что будет, если в их отношениях появится какая-то трещина или ему что-то придется не по нраву?
— Извини, что вторгся в твою жизнь. — Он говорил теперь очень мягко, терпеливо и размеренно, как говорят с несмышленым ребенком, разъясняя ему прописные истины мира взрослых. — Но, помня твои рассказы о нем, я посчитал, что этот человек не заслуживает другого отношения. К тому же он нисколько не пострадал физически, если это тебя беспокоит. Только морально. И ты видела, во что он превратился и в каком состоянии находится. Он же себя совершенно не контролировал. Если бы не мое вмешательство… Я не уверен, что ты бы справилась с ним сама.
— А в отношении женщин ты тоже можешь применить подобные приемы? Приходилось в прошлом?
В его глазах мелькнуло сострадание, и он ответил еще более мягким и успокаивающим голосом. Кажется, он понял, куда она клонит и что ее тревожит.
— Извини, Кристель. Давай будем считать, что я был не совсем прав. Неправильно оценил обстановку и поторопился. Но я беспокоился о тебе. Ты мне не безразлична. Я увидел, что он тебе угрожает, что он делает с тобой то, что тебе не нравится. Что он уже не воспринимает твои слова. Наверное, достаточно было одного моего появления. Мы втроем решили бы эту проблему более спокойным и мирным путем. А на женщин я никогда не поднимал руки. И не подниму. Это исключено. В любой ситуации. Поверь. — Он шагнул к ней и протянул руки. — Я не хочу с тобой ссориться, не хочу, чтобы между нами было какое-то недопонимание. Кстати, извини, что обращаюсь на «ты». Есть предложение так и оставить. На основе взаимности, конечно.
Он говорил настолько искренне, столько настоящей заботы о ней было в его голосе, столько подлинной теплоты, что она не выдержала и шагнула навстречу, в его объятия.
— Извини, Ференц. С детства не могу видеть сцены насилия. Боюсь физической грубости. И спасибо за помощь, за избавление от…
Она не смогла продолжать, потому что в этот момент ее рот оказался занят более важным делом, чем самые важные слова. Их губы слились в поцелуе. Долгом, чувственном и давно желанном. Они стояли молча, прижавшись друг к другу, слыша биение сердец, наслаждаясь даже не столько физической близостью, сколько каким-то внутренним пониманием друг друга, соединяющей их душевной теплотой, чувствуя спокойствие, уверенность и завершенность, как люди, которые после долгих и мучительных странствий достигли конечной цели. Потрепанный штормом корабль вошел в тихую, безопасную гавань. Не надо было ничего говорить. Они и так понимали друг друга, без слов, как любящие супруги, прожившие вместе длинную и счастливую жизнь.