Он понял это сразу, ибо при въезде в Шафтли его тут же охватил суеверный ужас. Налившимися кровью глазами он оглядел старинный замок, стоящий на вершине холма. Он был построен в 1100 году, в эпоху царствования короля Стивена, для одного из первых баронов Шафтли. Замок был виден за несколько миль, благодаря удачному расположению. Эсмонд часто взбирался вместе с Доротеей на его зубчатые стены, откуда открывался великолепный вид на просторы Суссекса. В одну сторону взгляд простирался вплоть до Чанктонбери Ринг, а в другую до гилдфордских холмов.
Замок был похож на иллюстрацию из волшебной сказки. Но сегодня утром, когда вокруг все было залито золотистыми лучами солнца, он был словно затянут плотной дымкой белесого тумана, который, как показалось Эсмонду, зловеще окутывал величественные серые стены.
Еще минута — и Эсмонд спешился. Два лакея отвели тяжелые створки ворот, чтобы впустить его. Встретить молодого лорда вышел сам граф, — высокий, сутулый и седовласый мужчина, одетый во все черное. Это мрачное одеяние оживлялось только белым шейным платком «стейнкирк», повязанным вокруг шеи.
Эсмонд заметил, как внезапно постарел этот величественный человек, которому не исполнилось еще и пятидесяти лет. Голос молодого лорда дрожал.
— Как она, сэр?
Лорд Шафтли опустил взгляд.
— Теперь Доротея будет невестой только лишь Господу нашему Христу, в милосердные объятия которого она попала, — сказал он упавшим голосом.
Эсмонд с минуту не мог ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Отец Доротеи добавил:
— Ее светлость графиня лежит у себя в спальне. Она слишком плохо себя чувствует, чтобы выйти и поприветствовать вас. Пойдемте со мной в часовню к одру нашей милой дочери, чтобы вы имели возможность бросить на нее свой последний любящий взгляд.
— Как это произошло, сэр?
— Доротея проснулась на рассвете и позвала служанку. Она приказала ей послать за нами и передать, что чувствует сильную боль в области сердца. Но мы даже не успели добежать до нее, Эсмонд. Бедное сердечко не выдержало.
— Не выдержало… — эхом отозвался убитый горем Эсмонд.
— Да, — уже не стесняясь своих рыданий, проговорил граф. — Вы знаете, что в детстве с нашей Доротеей порой случались припадки и обмороки, но врач заверял нас, что это всего лишь детское малокровие и что со временем положение улучшится. Но он ошибался. Мы все ошибались. Нашей дочери, этому прелестному и нежному созданию, не надо было делать лишний шаг, напрягать свое слабенькое сердечко танцами и веселиться со своими более счастливыми подругами. Ее никогда не следовало подвергать риску. Даже ваше ухаживание и намечающаяся свадьба оказались для нее непосильным испытанием. В то же время… Вчера моя девочка выглядела так хорошо, была такая веселая… Малышка открыто рассказывала нам о своем большом счастье. Особенно ее радовало то, что ей придется жить совсем недалеко от своих родителей, которых она так уважала и о которых так заботилась… А о вас, мальчик мой, Доротея говорила с таким вдохновением… Она вас очень любила. Была словно опьянена мыслью о том, что сегодня ее жизнь и судьба навсегда будут связаны с вашей.