К сожалению, как раз в это время у них было очень много работы. Мелани закупала продукты по длиннющим спискам, раскладывала их по коробкам для каждой яхты и подолгу готовила овощные рагу в кухне Клайда. Он редко появлялся здесь, и ей было нетрудно уверить себя, что она и думать забыла о поцелуе.
Все немного осложнялось, когда ей приходилось появляться в гавани. Она убиралась на яхтах, рассылала рекламные брошюры, отвечала на вопросы и наводила порядок в кладовке, но, как бы ни была она занята и как бы ни старалась, ей никак не удавалось полностью игнорировать присутствие этого опасного мужчины.
Он всегда находился неподалеку, предельно занятый, но никогда не спешил и справлялся со всеми делами без видимых усилий. По сравнению с ним Мелани чувствовала себя суетливой и неловкой.
Она не знала, радоваться или злиться, когда наутро после происшедшего он повел себя точно так же, как всегда. Он по-прежнему разговаривал с ней со смесью насмешки и легкой досады, и если каждый раз при виде Мелани у него и замирало сердце, то он держался совершенно спокойно или искусно скрывал свои чувства к ней.
Мелани страшно злило его безразличие. Ей самой было намного труднее. Сама она считала, что ей удается быть холодной и равнодушной, но на Клайда совершенно не действовало ее поведение, она сомневалась, что он вообще что-либо замечает. Ей никак не удавалось показать ему, что она и думать забыла о поцелуе, и от досады она с головой окунулась в работу.
Шли дни, и ей стало ясно, что Клайд вовсе не собирается упоминать о поцелуе. Ее смущение мало-помалу прошло, а вместе с ним и напускная холодность. Иногда она и правда забывала о том, что произошло, и непринужденно и весело болтала с ним обо всем на свете, пока ее взгляд вдруг не падал на его губы или руки. Тогда воспоминания снова приводили ее в замешательство.
Постепенно Мелани полюбила жизнь гавани: суда, которые качались на волнах, сталкиваясь бортами, звук ветра в снастях и яркий солнечный свет. Ей нравилось дружелюбие яхтсменов, которые останавливались поболтать с Клайдом, она завидовала легкости, с которой они прыгали на свои яхты, поднимали паруса и отчаливали.
Они были веселыми и остроумными парнями, и, узнавая их, Мелани все отчетливее понимала, что она чужая в их мире. Она не говорила на их жаргоне, не понимала их увлеченности. Клайд постоянно ругал ее за то, что она называла полки постелями, а шкоты веревками, и, услышав однажды, как он говорит кому-то, что она не отличит рифовый узел от руля, решила, что ей пора заняться самообразованием.