Она не позволит поглотить себя сумасбродному воображению, возбуждаемому смехотворными идеями старой женщины, бормотанию старой затворницы, голова которой набита странными мыслями. Девушка сердито передернула плечами, будто стараясь стряхнуть с себя эти мысли, которые, будто саван, обволакивали ее, быстро разделась и нырнула в теплую постель. Она лежала под одеялом, слушая тишину, пока, наконец, не уснула, погрузив свой мозг в полнейшую пустоту.
Но сон оказался беспокойным и тяжелым, он был наполнен рушащимися скалами и громыхающими валунами, и подушка девушки стала влажной от испарины. Наступил предрассветный час, когда неожиданно она проснулась и села на кровати, еле дыша от страха. На секунду комната озарилась красноватым светом, но, как только Джейн соскочила с кровати, он исчез, и она бросилась к окну. Высоко в небе висела луна, и там, по воде, медленно двигалось красноватое зарево — примерно в том месте, где лежал Рок-Айленд. Джейн смотрела на него, будто пригвожденная к месту. Несмотря на свой цвет, зарево светилось холодным светом и двигалось медленно влево, пока, будто задутая свеча, мгновенно не погасло, и только луна осталась на небосклоне. Джейн вернулась в постель, плотно закуталась в одеяло и лежала так до тех пор, пока тело ее не перестало дрожать. Наконец она уснула, и оставшаяся часть ночи прошла в тишине.
Ее разбудил телефонный звонок, и несколько секунд она лежала, глядя на теплую желтизну утреннего солнца и гадая, кто это может быть. Затем она соскочила с кровати и побежала по коридору в библиотеку, где настойчиво продолжал звонить телефон. Она услышала голос Боба — веселый, как утро.
— Как насчет того, чтобы я заехал за тобой до полудня? — спросил он. — Я пересказал отцу твои соображения, и он желает поговорить с тобой.
— Прекрасно, — сказала Джейн. — Я буду дома или на взморье. Кажется, сегодня достаточно тепло, так что можно принять солнечные ванны.
— Но никаких скал? — со смешком спросил он.
— Никаких скал, — эхом откликнулась она. — Увидимся позже.
Она положила трубку, протерла глаза и вернулась в комнату. Море сверкало за окном, а воздух был ясен и чист; утро это не годилось для смешных домыслов и мрачных предположений. Она надела шорты и майку и поспешила наружу, даже не оглядываясь на скалы и не желая вспоминать о коснувшейся ее смерти. Это было теплое утро, наполненное жизнью, и далекие крики чаек были более сердечными и не таким одинокими, как всегда. Она перешла дорогу над дюнами и сползла по одной дюне вниз, на пляж, чуть не упав. Она была уже на песке, почти у воды, когда увидела перед собой фигуру человека.