и близких к ним групп. [148]
Вот кто работает над разжиганием национальных страстей, и кто радеет о «порабощенных» народах больше, чем сами эти народы.
Никому, как нам, русским, так не понятен до последних тонкостей смысл этой подрывной работы. Ведь так разрушали Россию, ведь так вбивали клинья между тремя ветвями русского народа. И никому, пожалуй, кроме нас, так осязательно, так воочию не ясно, каким мощным орудием является национальная политика в руках коммунистов. Начался откровенный поход против крупнейших европейских государств, против культурных мировых языков и литератур. Ведется подкоп под высшие ценности. Пока разваливали какую-то там «полуварварскую» Россию — «тюрьму народов», «оплот реакции», это не бросалось в глаза, но когда очередь дошла до Франции — всякому должно стать ясно, что гибель подобных государств — величайшее всемирно-историческое бедствие и подлинный закат европейской культуры.
* * *
Великие стратеги политической борьбы, большевики, превосходно знают суворовское правило — брать врага с его слабой стороны. А слабой стороной демократической Европы в национальном вопросе является — власть старой либеральной идеологии и популярных, с детства усвоенных лозунгов. Кто сейчас способен открыто возражать против «права наций на самоопределение»? Кто не рискует заслужить кличку «реакционера» за противодействие любому мероприятию, направленному к осуществлению этого лозунга? Жорж Дюамель, конечно, не спасет Францию, если ограничится возражением против одного только закона о диалектах, и не ополчится на всю доктрину так называемого современного «национально-освободительного» движения, если не решится на полную революцию в этом вопросе.
«Реакцию, хотите вы сказать?» — заметит нам не без колкости какой-нибудь неусыпный страж демократии. Давно пора поговорить об этом термине, без которого никак не можем обойтись, но который, чем дальше, тем больше употребляем всуе. «Определяйте значение слов и вы избавите свет [149] от половины его заблуждений», — говорил Декарт.
В понятие реакции, реакционности вкладывается ведь не простое ретроградство, — возврат к прошлому; главное в нем — покушение на свободу. Реакционно то, что ведет к такому порядку, при котором и личность, и общество подавлены. Когда-то это совпадало с возвратом к прошлому. Но мы дожили до времен такой несвободы, перед которой все прежние «реакции» выглядят веком Перикла. Восстановление французского владычества в Индо-Китае и английского в Индии — реакция. Но как назвать коммунистический режим, угрожающий этим странам? При французах и англичанах туземцы не дрожали за свою жизнь, свободу и собственность, не было никакой насильственной ломки исторически сложившихся социальных отношений, обычаев, культов и всей духовной жизни. При англичанах возможны были даже Ганди и Неру, демонстрации, митинги, легальные формы борьбы. Под английской тиранией Индия дала миру Рабиндраната Тагора — явление немыслимое при большевиках, не допускающих никого, кроме Фадеевых и Панферовых. С какой завистью смотрят сейчас подсоветские люди на такой «колониальный» режим!