– Что вы, Мария Алексеевна, – замахал руками Забалуев. – Разве я доносчик какой? Я договориться с вами мечтаю. Мы ведь и породнились уже, а дочка ваша мне как чужая, имение вы себе оставляете. И подозрение в убийстве барона – тоже на мне. Нечестно как-то. Поделиться бы надобно.
– Против вас доказательств нет. Корф не в счет. Никто не поверит опальному дворянину, изгнанному из армии. А вы богаты, влиятельны и к тому же предводитель уездного дворянства.
– Все это хорошо, но маловато.
– Ладно, – устало кивнула Долгорукая, – уговорили. Завтра в город поедем – отпишу вам поместье.
– Мария Алексеевна, благодетельница! – радостно воскликнул Забалуев, но осекся – слишком громко получилось, и дальше уже зашептал. – Никогда не забуду вашей доброты.
– И я не забуду, – тихо сказала Долгорукая.
– Я ваш, весь ваш! Можете на меня рассчитывать!
– Хотелось бы верить… – кивнула Долгорукая.
– Верьте, верьте, а уж я вас не подведу. И давайте выпьем за наш союз!
– Надеюсь, вы принесете опечатанную бутылку из подвала?
– А вы шутница, Мария Алексеевна! Я сейчас прямо и распоряжусь.
– Да разве ж это шутка! Так, баловство. А вот когда я по-настоящему шутить начну, сразу догадаетесь. Только смотрите, чтобы поздно не оказалось, – шепотом добавила Долгорукая вслед уходившему Забалуеву.
Когда Корф пришел в себя, то первое, что он увидел, было лицо Сычихи. Владимир сильно встряхнул головой, пытаясь сбросить это наваждение, но лицо никуда не исчезло, а в голове к шумам и глухой боли прибавилось кружение.
– Ты почему здесь? – с трудом разлепляя иссохшие губы, спросил Корф.
– Не помнишь? Совсем ничего не помнишь?
– А что я должен помнить?
– Как гулял в трактире, подрался с трактирщиком?
– Не знаю, может быть… – Владимир сделал попытку приподняться на узкой и низенькой деревянной кровати, но тут же вынужден был опереться на спинку – в глазах вспыхивали и гасли маленькие серебряные звездочки, а слабость была такая, что тело казалось невесомым и совершенно чужим.
– Давно я так?
– Время торопится, и тебе надо торопиться.
– Куда, зачем? – обреченно махнул рукой Владимир. – Я один, без денег. Отравитель моего отца женился на моей бывшей невесте! Я не вернул поместье, не наказал убийцу!
– Но ты еще можешь это сделать, – Сычиха попыталась положить ладонь ему на лоб, но Владимир отшатнулся.
– У меня нет свидетельств выплаты этого проклятого долга. У меня нет ничего против Забалуева. Что я могу? Я устал воевать. Мне надоело.
– Это не ты говоришь, это брага. И разве ты не воин?
– Но почему, почему за все приходится воевать?! За правду, за любовь и даже за то, что мне и так принадлежит по праву?