— Ма-моч-ка! — кричу я. — Спасибо!
— Но, Нинуша, я ничего не могу тебе обещать, ты ведь понимаешь, это зависит не от меня! — смеётся Мамочка. — А теперь, девочки, всем можно выйти из-за стола. Умывайтесь, пора спать.
Мы говорим Бабушке: «Спасибо», она, как всегда, отвечает: «На здоровье», Анночка с Элкой идут в нашу комнату, Бабушка — на кухню, а я остаюсь в комнате.
Ну вот, наконец мы с Мамочкой остались вдвоём, я уже несколько дней хочу спросить, но не получается.
— Что, Нинуша? — спрашивает Мамочка.
— Я уже два дня хочу у тебя спросить, — я говорю осторожно и тихо, — но всё время много народа.
— Это тайна? — спрашивает Мамочка.
— Не совсем, — говорю я, потому что сама не знаю, как это назвать. — Раньше, до войны, это была моя тайна, а сейчас это и тайна и не тайна, — объясняю.
— Понятно, — кивает головой Мамочка, — спрашивай!
— Ты когда будешь на рояле играть? — Я беру её за руку и смотрю ей прямо в глаза.
Она вздрагивает, я тоже вздрагиваю, у неё сходятся брови, как будто ей больно, а у меня по спине мурашки бегут — неужели она больше не будет играть на рояле?! У неё брови расходятся на место, она гладит меня по руке и говорит:
— Скоро, а что ты хочешь услышать? Мне это очень сложно объяснить, и я говорю:
— Я всё хочу слушать, но больше всего я люблю одну вещь!
— Как она называется? Вальс… Шопена? — спрашивает Мамочка.
— Нет, — говорю, — не вальс.
— Спой! — просит Мамочка.
— Её нельзя спеть — очень трудная, её никто не сможет спеть! — Я говорю очень уверенно, потому что это так и есть.
— Тогда расскажи, — предлагает Мамочка, — расскажи, что там происходит, ну, как ты представляешь…
— Хорошо, — говорю, — расскажу. Вот… Он страдает…
— А ты считаешь, что это Он, а не Она? — спрашивает Мамочка очень серьёзно.
— Он! — говорю. — Вот Он страдает, бегает, мечется, куда-то взлетает, потом опять бегает, страдает, взлетает… Он долго мучается, а потом ему вдруг стало хорошо, он садится на скамейку, улыбается, ему так хорошо! А потом ему опять плохо, он опять бежит куда-то и взлетает, и опять бежит и…
— Это «Экспромт-фантазия», — говорит Мамочка. — Шопен. Это твоя любимая вещь?
— Да, это моя любимая вещь!
— Я обязательно буду её играть, но… не скоро, — говорит Мамочка задумчиво.
— Почему? — расстраиваюсь я.
— Это очень техничная вещь, очень, — объясняет Мамочка. — Ты ведь понимаешь, что такое техника?
— Понимаю! — говорю я с гордостью.
— Я не садилась за рояль два года, ты даже не представляешь себе, как это много! — И она очень грустно качает головой, потом улыбается и говорит: — Я начну играть каждый день и месяца через три, может, и смогу сыграть — подождешь?