— К черту их всех! — Кондрат ударил по столу кулаком. — Готовь людей, полковник. Завтра все эти гнездовья поганые на запор и выясни, кому и какие питейные заведения принадлежат.
— Понял. А что с самими гультяями делать?
— Я решу.
— Хорошо, — кивнул седой полковник и вышел из комнаты.
Отец проводил его взглядом. Затем посмотрел на меня и спросил:
— Что случилось, Никифор?
— Гонец от полковника Скоропадского.
— Давай его сюда.
Я выглянул в коридор и позвал средних лет справного реестрового казака, который прискакал из расположения Второй армии.
Посланец вошел и отдал Булавину запечатанный пакет. Войсковой атаман вскрыл его, прочитал, улыбнулся и, посмотрев на украинца, спросил:
— На словах ничего?
— Только то, что и в письме, — ответил тот. — Таганрог обложили, форсировали Дон и на подходах к Азову разбили отряд полковника конной службы Васильева. Взяли три полевых орудия и почти шестьсот пленных. И у нас и у противника убитых почти нет. Сам Васильев, с десятком казаков удрал в Азов. Полковник Скоропадский спрашивает, что делать с пленными?
— Передай полковнику, что от лица всего Войска Донского я поздравляю его с победой, и скажи, что пленные нужны в Черкасске.
— Письмо будет?
— Да, — отец кивнул мне. — Никифор, пиши.
Снова работа. Под диктовку отца написал письмо. Оно было запечатано в конверт под войсковой печатью, и реестровый казак отбыл к Азову. Затем, написание новых посланий, в основном, к атаманам тех станиц, где скопилось наибольшее число пришлых, которые стянулись на Дон погулять, а не воевать.
Так проходит пара часов, рука уже плохо слушается, и не все буквицы выводятся так, как им положено. Видя это, отец прекращает диктовку, и мы с ним направились к порубу, где сейчас находились пьяные буяны.
Местная тюрьма рядом. Входим внутрь. На полу сидят уже немного протрезвевшие питухи, десятка полтора мужиков, самого разного возраста и достатка. В основном, конечно, все они полная рвань, которая пропилась до последней степени, но есть и такие, кто выглядит вполне прилично.
Кондрат быстро нашел того, кто предлагал его изрубить, дал знак своим казакам и те подтянули рябого питуха поближе.
— Ты кто таков? — спросил его батя, возвышаясь над дерзким пьянчужкой.
— Дык, это, — угодливо залебезил тот, — Алексашка Горбач, беглый холоп бояр Апраксиных. Прибежал на Дон волю искать, да загулял немного. Извиняй, атаман-батюшка, не признал тебя, милостивец.
— Как давно на Дону?
— Четвертую неделю только.
— Почему сразу в войско не записался?
— Я об этом узнал, только когда Максимова казнили.