Булавин (Сахаров) - страница 79

— Оружие, где добыл?

— Дворянчика со слугами, под Воронежем подрезали, вот и разжились огненным боем да сабельками.

— Кто с тобой был, друзья тебе?

— Вместе бежали.

— Если вас отпустим, что сделаете?

— Сразу в войско запишемся. Слышали, что за городом атаман Павлов пеший полк формирует, так мы сразу к нему.

— Следующего давайте, — кивнул атаман казакам.

Вопросы всем пьянчужкам Кондрат задавал одни и те же, и ответы были стандартными. Пришел за волей, загулял, отпустите, буду воевать. Тем временем, пока шел этот не то допрос, не то опрос, из разных кабаков города привели еще человек двадцать. Эти от алкоголя еще не отошли, от них шел злой сивушный перегар и, посмотрев на лица тех, кто уже протрезвел, и говорил с Булавиным, я увидел, что глаза их поблескивают, а носы жадно принюхиваются к перегару. Нет, таких людей (а может быть, скотов, потерявших все человеческое) исправить сложно, скорее всего, даже невозможно.

— Пойдем Никифор, — на плечо мне опустилась рука отца, который уже узнал все, что хотел.

Вышли на площадь, вдохнули полной грудью чистый воздух и батя спросил:

— Что думаешь, насчет этой голытьбы?

Серьезный вопрос, просто так на него и не ответишь. Но при этом мне вспомнился слоган, который Богданов слышал в далеком детстве: «Мы на горе всем буржуям — мировой пожар раздуем!». Как ни посмотри на ситуацию, а нам такие раздуватели пожаров, которые кроме как бухать и на дармовщинку разговляться ничего не умеют, не нужны. Ответил, как думал:

— Они воевать не станут, только если из-под палки. Рабы.

— Ты уверен?

— Да. А чтобы сомнений не было, сам этих питухов проверь. Выпусти их завтра из поруба, и пусть лоскутовцы за ними присмотрят. Сейчас в порубе тридцать пять человек, и если хотя бы пятеро из них до Павлова дойдут, то это и много.

— А с остальными что будет?

— Кабаки закроют, значит, по окрестным городкам и станицам разойдутся. Будут пить, пока последнее не пропьют, потом воровать и грабить станут, и им без разницы, у кого и что тянуть. Но самое плохое, что они могут собраться в отряды и начнут требовать раздела войсковой казны.

Отец нахмурился, зло ощерился, как дикий зверь, но быстро себя унял и сказал:

— Ладно, иди к Лоскуту, может быть, еще тебе какую работу найдет, а мне одному побыть нужно, подумать, да со священниками нашими, — Кондрат кивнул на церковь, — не договорил, а надо бы.

Воронежского воеводу Степана Андреевича Колычева, пожилого грузного человека в мешковатом темном сюртуке, нелепых белых панталонах и растрепавшемся парике, терзали сомнения. С Дона поступали слишком противоречивые вести, много прознатчиков и торговых людей к нему приходило каждый день, но все они говорили о разном, и кому верить он не знал.