Каким-то образом, даже принимая во внимание самые невинные объяснения (например, что это охранник из Фонда, как сказал Герардо), таинственное присутствие угнетало ее гораздо больше, чем что бы то ни было. Она села, опустила ноги на пол и несколько раз глубоко вдохнула. После ухода Уля и Герардо она приняла душ с растворителями, чтобы смыть всю краску с волос и тела. Без масла на коже ужас казался ей реальнее, жестче, менее привлекательным.
Она подождала еще немного, и шаги на траве стали неслышны. Может быть, тот мужчина ушел, а может, хотел убедиться, что она снова уснула. Она была слишком взволнована, чтобы спокойно думать. Ее научили нескольким упражнениям, которые всего за несколько минут должны подействовать на нее лучше всякого бальзама. Она начала делать одно из самых простых, пытаясь одновременно определить происхождение испытываемого ею страха.
Больше всего на свете она всегда боялась, что кто-нибудь войдет ночью в ее комнату. Хорхе смеялся над ней, когда она будила его на рассвете и говорила, что слышала шум.
«Хорошо. Тогда стань лицом к лицу с твоим страхом, и ты сможешь его победить».
Она встала и в темноте пошла в гостиную. Дыхательные упражнения наделили ее мнимым спокойствием, которое тормозило ее движения. Ей пришла в голову идея: она позвонит в отдел ухода за картинами и попросит помощи или по крайней мере совета. Вот и все, что ей нужно сделать. Просто дойти до телефона, набрать единственно возможный номер и поговорить с отделом ухода. В конце концов, она — ценный материал и сейчас немного напугана. Она рискует испортиться. Отдел ухода должен ей помочь.
Она вспомнила, что все выключатели находятся у входной двери, и быстро пересекла гостиную, в темноте поднялась по трем ступеням в прихожую и так лихорадочно принялась щелкать выключателями, будто непрерывно стреляла по страшному врагу. Ничего необычного видно не было. Бесстрастные в своих рамах зеркала в полный рост отражали обычные формы. Тут же стояли треножник и студийный софит, оставленные Улем и Герардо. Фотография мужчины со спины висела на месте, и мужчина все еще был повернут спиной («Вот если бы он повернулся в профиль, было бы совсем другое дело, тебе не кажется?»). Дальше — три черных окна гостиной и задняя дверь без малейших признаков необычного: они были заперты и казались надежной защитой.
Она провела загрунтованным языком по загрунтованным губам. Смотреться в зеркало и видеть лицо без бровей и без ресниц, только с глазами и ртом (три точки, расширяющиеся в ужасный треугольник) под капюшоном тонких светлых волос не хотелось. Потом она не покрылась (не было капель, стекающих по коже или превращающих лоб в мягкий польдер,